На корабле полдень

Зорич Александр

– Знали бы аридотевтиды, когда выходили полакомиться планктоном, для кого мы их ловили!

– Будут жить теперь в почете. На серебре, на золоте едать! Как положено отцам!

На отдых Григорий с Афиной устроились под сенью уже знакомой им палатки.

Афине достался роскошный спальный мешок Засядько. А несуеверный Григорий взял себе мешок покойника Розалинова.

Беглый обыск армейской кладовой принес им даже сносный ужин – консервированную гречневую лапшу и сладкий паштет из фейхоа и ягод личи. Конечно, не пятизвездочная кухня "Эйлера",

но всё же...

Больше съестного в лагере, по-видимому, не осталось – если не считать трех просроченных банок португальских каперсов.

– Ты любишь каперсы, Гриша? – Промурчала Афина, прижимаясь к спине мужа.

– Ненавижу, милая... – сказал Григорий, засыпая.

Перед тем, как провалиться в сон, Григорий еще раз мысленно оплакал погибший "Эйлер". И не в деньгах дело – "Эйлер" был, конечно, застрахован на изрядную сумму. Но сколько душевных сил было потрачено на то, чтобы сделать из "Эйлера" их с Афиной передвижное гнездо, их с Афиной мобильный штаб!

Не говоря уже о том, сколько антиквариата и редких книг сгорело!

И главное: после гибели "Эйлера" они с Афиной остались один на один с необитаемым островом. Притом, с необитаемым островом, расположившемся на планете, неумолимо летящей в тартарары...

"Конечно, нас скорее всего спасут. Но вычистить из памяти эти невыносимые часы будет не под силу ни одному, даже самому могучему, психотерапевту..."

* * *

Через час Афина вдруг проснулась – она всегда спала очень чутко.

Ей снился ее отец, их с Александрой общий отец Дмитрий Железнов, несколько лет как покойный. Во сне она с ним о чем-то важном говорила...

С отца мысли Афины неожиданно перебросились на Александру. А с нее – на их совместное с Александрой детство, увы, нисколько не исполненное небесной гармонии...

В отличие от Александры, дочери любимой и, так сказать, "официальной", рожденной в счастливом браке, Афина была дочерью почти внебрачной, нажитой шустрым молодым учителем, вчерашним "ботаником" Дмитрием Железновым от не слишком привлекательной и не слишком фигуристой завбухгалтерией детской поликлиники Химкинского района города Москвы Евдокии Чубчик.

Свою мать Афина запомнила как нечто смутное, яркое и теплое, как размытое временем белое лунообразное лицо с грудным голосом и мягкими бесцветными усиками над верхней губой.

В то же время в памяти у нее накрепко отложилось как мама Евдокия, с красивой черной косой, художественно устроенной на голове, рассказывает ей, уже час сидящей на горшке, что они с ее отцом ("Димулечкой") честно пытались пожениться, но поскольку ссорились каждый день, и по всякому вопросу имели разные мнения, до органов официальной регистрации брака так и не дошли, не сумевши договориться об устраивающей обоих дате...

Когда крошке Фенечке было два года, отец Афины встретил любовь всей своей жизни, тренера по легкой атлетике Наталью Евгеньевну Браун, красотку и бывшую чемпионку всякого разного. Он хладнокровно бросил немедленно уплывшую в лиловую

страну Депрессию Евдокию, и через неделю после разрыва женился на Наталье, словно боялся, что та передумает (что было вероятно, ведь налицо был социальный мезальянс). В общем, Дмитрий Железнов повел себя как записной подлец из популярного сериала "Любовь спасет мир".

Всё это было бы не так печально, да и не было бы печально вовсе, если бы тридцатипятилетняя Евдокия не стала жертвой авиакатастрофы – флуггер, на котором она направлялась на слет бухгалтеров-новаторов в Столицу, угодил в самую пасть урагана "Морской лев"...

Маленькую Фенечку, которой как раз исполнилось четыре года, воспитательница (ей только что позвонил офицер службы спасения, грубиян и злюка!) привела к директору, усадила в кресло и внепланово угостила фисташковым мороженым.

И, пока малютка робко работала язычком, сообщила ей, что сегодня Фенечка будет ночевать у папы, потому что ее мама надолго задерживается в городе посреди Тихого океана.

"Она угощает там дельфинов вкусной малиной?" – предположила умница Афина, вытирая испачканный в мороженом нос ладонью. "Малиной, да... И мороженым тоже..." – тяжело вздохнула воспитательница и отвела печальные глаза.

И в самом деле, никаких других родственников, кроме папы и его новой чемпионской семьи, у маленький Афины на белом свете не было...

В тот же вечер она впервые увидела годовалую Александру в нимбе платиновых кудряшек. Та, сидя на пушистом белом ковре, строила из кубиков Спасскую башню, а когда надоедало – с истошным визгом возила по желтому резиновому полигону гламурным голубым танком.

"А у нее есть кукла?" – Поинтересовалась Афина у папы.

Отец отрицательно покачал головой.

"А звери?"

Дмитрий Железнов развел руками и объяснил: маленькая Саша всего этого не хочет.

И Афине, за неимением привычных ей зверей и кукол, пришлось отправиться глядеть мультики по визору.

С того вечера началось соперничество двух сестер, не похожих друг на друга ни внешне, ни внутренне. Разве что первая буква имени их объединяла.

Александра любила получать, контролировать, помогать, всюду присутствовать. Афина предпочитала отдавать, помалкивать, быть независимой, обожала познавать и разузнавать, а вместо всякой компании выбирала одиночество. Александра, бессменная староста класса, преуспевала по гуманитарным дисциплинам и была лучшей на физкультуре, а также уроках труда. Афина, норовившая отвертеться от любых общественных поручений, дневала и ночевала в химической лаборатории, и прогуливала всё, что только казалось ей необязательным.

Афина впервые поцеловалась с одногруппником в восемнадцать лет, да и то на спор с другим одногруппником... Александра же была яркой розовощекой девицей, вослед которой оборачивались и юноши, и мужчины, и даже существа среднего пола.

Афина рано оформилась в мрачноватую лохматую брюнетку без особенных признаков стати и красивой груди, таких называют "на любителя".

В таких мужчина может влюбиться до беспамятства, но на студенческих дискотеках таких редко приглашают танцевать медленные танцы...