На корабле утро
Шрифт:
В центр круга, который образовали поющие, выступил парень в черном картузе с лакированным козырьком. Привычным движением растягивая мехи гармони, парень запел:
Запрягу я кошку в дрожки,А котенка в тарантас.Повезу свою хорошуюВсем людям напоказ.Циклопы с преувеличенным энтузиазмом заржали над этой детской частушкой. Как видно, ничто детское было им не чуждо. А парень, ободренный такой бурной реакцией, продолжил:
Через быструю речонкуХодил, буду я ходить.Чернобровую девчонкуЛюбил, буду я любить.На словах «чернобровую девчонку» я вновь вспомнил о Любаве. Уж какая чернобровая она у меня! И ведь дальше все правда – «любил, буду я любить»! И я вдруг подумал: как бы ни были сговорчивы симпатичные официантки, как бы ни сложилось у нас с Любавой дальше, я буду, буду ее любить, любить ее одну, потому что… потому что так правильно. Только так и можно.
Клонило в сон. Непреодолимо. Невероятно. Детоксин, что ли, на СПОД-4 криво наложился? Дал такой побочный эффект? Я разрешил себе прислониться спиной к стойке дырявого пляжного зонтика и уронил небритый подбородок на грудь. О том, как я буду выглядеть в глазах подчиненных, я не очень беспокоился. Как буду выглядеть? Как спящий командир.
Уже засыпая, я услышал (впрочем, допускаю, что мне пригрезилось), как «Перегуды» запели на злобу дня:
Не то чудо из чудес,Что чоруг упал с небес;А то чудо из чудес,Как чоруг туда залез!Кажется, было еще много переделок, много смеха, а потом самые стойкие во главе с лейтенантом Пешиным, которому торжественная дата сообщила примечательную двужильность, отправились купаться в теплом августовском море – потом рассказывали, что вода с небывалой силою флюоресцировала…
Глава 7
Фази Маджид катает с ветерком
19 августа 2622 г.
Линкор «Кавад»
Планета Тэрта, система Макран
За окном дотлевали руины Синанджа. А я как ни в чем не бывало кромсал сочную отбивную, лихо расправлялся с мягко хрустящей жареной картошкой, с аппетитом копал в салатницах (в этой – оливье, в той – молодая фасоль с черемшой) и жадно поглядывал на высокий стакан с отменным клонским кефиром.
Да-да, наша столовая, в целом, сохранилась. Чоругские шагающие танкетки растоптать ее просто не успели.
И даже повариха Мария Феоктистовна, что обычно стряпала для нашей роты, была в добром здравии.
По правде, картина довольно шизофреническая. Всё как всегда – за вычетом белых салфеток и скатертей (прачечной повезло меньше, на ее месте зияла воронка) – только полгорода нет.
Напротив меня вяло чавкал Свиньин.
Справа Щедролосев расправлялся со своим расстегаем.
Я как раз раздумывал над тем, что надо бы сходить за добавкой, когда дверь столовой отворилась и на пороге появился… капитан Плахов.
Явление это было сродни явлению Каменного Гостя в соответствующем классическом произведении. И уж конечно, любитель банальностей Свиньин не удержался, пробормотал: «Картина Репина „Не ждали!“…»
Мы действительно не ждали Плахова.
Девять дней назад, после штурма танкера «Таганрог», доблестно проведшего операцию комроты Плахова свалил острый аппендицит. Наш добрый доктор Колдун сработал оперативно – Плахов оказался на операционном столе быстрее, чем остальные сняли свои штурмовые скафандры.
Лечение шло успешно. По крайней мере через две недели Плахова обещали вернуть нам в целости и сохранности.
Пока капитан отсутствовал, обязанности комроты исполнял я.
Скажу как на духу – Плахов был отличным командиром. Собранным, немногословным, бдительным. В отличие от меня, который эти качества по большей части старательно изображал, Плахов действительно обладал ими. Поэтому, завидев его на пороге столовой, я издал непроизвольный вздох облегчения. Лучше бы циклопам воевать под командованием Плахова.
– Здорово, мужики! – гаркнул капитан от входа.
– Ой, дядя Гена вернулся! – всплеснула руками пригожая официантка Лиля.
Все, конечно, прекратили жевать и встали.
Я промокнул губы бумажной салфеткой, тоже поднялся из-за стола и пошел навстречу Плахову.
Несмотря на все достижения современной медицины, в госпитале Геннадий наш изрядно осунулся. Как говорят лошадники, «перепал». Его скуластое лицо было бледным, под глазами набрякли мешки.
«Может, это он так, на побывку? Сейчас выпьет с нами кефира и в больничку вернется?»
– Доблестная девяносто вторая приветствует своего командира! – выпалил я и от всей души улыбнулся. – Что говорят эскулапы?
– Привет, Лёва… Все переживал, как ты тут без меня… на хозяйстве… А эскулапы – знаешь, шли бы они лесом… Замучили меня совсем… Две недели лежать! Уму непостижимо! Да я уже на пятый день на велотренажере сорок километров накрутил…
– Получается, выписали?
– Пришлось, – сказал Гена таинственно. – Если бы не выписали, я бы им такого там устроил! Представь себе только: в озоновом саркофаге прохлаждаться, пока шагающие танки город на бревна раскатывают!
– Позавтракал?
– Не успел. У нас же завтрак в одно время. А мне страсть как хотелось вас всех вместе захватить, тепленьких.
Я надавил на кнопку в углу столика – подозвал Марию Феоктистовну. Она опрометью бросилась к нам, вытирая красные руки о кружевной передник.
– Мария Феоктистовна, нам бы чего-нибудь диетического для Геннадия Константиновича. И побыстрее!
– Семужка в сухариках имеется.
– Семга? Пусть будет семга, – равнодушно махнул рукой Плахов. – Только кусочек небольшой. Аппетита что-то нет.