На корабле утро
Шрифт:
Несколько секунд покоя и вновь легкий толчок – это корма рембазы просела в пыль еще на ладонь.
– Вуаля, – вздохнул Комлев. – Сели.
– Ну вы и нахал, товарищ Комлев! – с одобрением сказал Диденко. – Обломали нашей коровушке два копыта…
– Не обессудьте, других вариантов не было.
– Не-е… Ну так и я мог! Тоже мне, высший пилотаж… – Каракозов состроил гримасу.
– Если мог, отчего же не сделал? – поинтересовался справедливый Еланов.
В эфире появился Часомерский.
– Я вам так скажу: если лацпорт рембазы откроется, будем считать, что посадка была штатной. Впрочем, если не откроется, вырежем плазмой… Спасибо вам, товарищ Комлев! Очень ловко вы это с «экспериментом» изобрели. Я даже испугаться не успел.
– Стараемся… – вздохнул Комлев.
Комлев не был профессиональным сверхчеловеком. И первые секунды после посадки ему было очень тяжело. Казалось, голова вот-вот лопнет от переизбытка прилившей к ней крови. В груди озверело бухало сердце. Тряслись руки…
Он покинул носовую пилотскую кабину «Ретивого» и зашагал назад, на ГКП. На половине пути, когда в его наушниках раздался голос Еланова, Комлев вдруг вспомнил, что так и не отключился от беспроводной сети кабины.
– А он ничего, этот штабной, – сказал Еланов. – Я бы не решился…
– Да… Ничего… Хоть с виду – мудак полный, – сердито процедил Каракозов.
Глава 10
На «Орехе»
21 августа 2622 г.
Фрегат «Ретивый»
Астероидный пояс Угольный Дождь, система Макран
Исполнив обязанности буксира, «Ретивый» вернулся к своей привычной специализации эскортного корабля.
Уже без участия Комлева «Ретивый» отстыковался от «Камрани», поднялся и перешел на местную «геостационарную» орбиту, имевшую смехотворный перигей три километра.
Астероид остервенело вращался вокруг своей оси. Каждые три часа над «Камранью» стремительно всходили местные светила, затем столь же стремительно пылевое озеро вместе с рембазой погружалось во тьму.
Приклеенный к геостационару «Ретивый» висел в зените над «Камранью» и бдительно прощупывал окрестности лучами радаров, обшаривал их объективами телескопов.
Меж тем на «Орехе» вершился скромный трудовой подвиг астроинженеров-гвардейцев.
Под началом опытнейшего (и лишь благодаря этому опыту трижды не уволенному из армии за пьянство) майора Хладова обе двигательно-энергетические группы с двигателями «Апогей» были выгружены из «Камрани» через носовой лацпорт.
Лацпорт, к слову, резать не пришлось. Он открылся сам, после легкой кувалдотерапии.
Затем, выгрузив технику, приступили к рытью котлованов. Учитывая ничтожную силу тяжести, извлеченный грунт беззаботно вышвыривали прямиком в открытый космос.
Комлеву казалось, что серьезной проблемой может стать транспортировка второй двигательно-энергетической группы к ее котловану. Как-никак, это было в семнадцати километрах от места посадки «Камрани», на противоположной стороне астероида.
Комлев слабо представлял себе, как вообще удастся отбуксировать на такое расстояние тысячетонную железку.
Даром что в этих условиях она весила сущую ерунду. Но ведь ландшафт был такой заковыристый! Как пройдут по нему инженерные танки-тягачи? Как проложить маршрут между ударными кратерами, трещинами, ледовыми кряжами? Что будет, если широкая, угловатая двигательно-энергетическая группа застрянет между соседними пылевыми барханами?
Комлев и Поведнов с интересом ожидали дальнейших действий майора Хладова. Благо принимать в них участие им было незачем. Поведнов даже разоткровенничался:
– А знаешь, ты хорошо сегодня выступил. Мало того, что нос этим архарам утер, пилотам, я имею в виду, так еще и подколол народ с этим «экспериментом»! Мы-то думали и впрямь «эксперимент», а оказалось – натуральная посадка. – Поведнов засмеялся тихим кашляющим смехом. – Пусть знают нашего брата! А то держат нас, штабистов, за чистых дармоедов, которые, дескать, сами ничего не умеют, только других учат… В общем, спасибо.
Застенчивый в душе Комлев, которого всегда сверх меры смущали чужие похвалы, даже заслуженные, вежливо кивал в ответ на каждую реплику начальника.
– Ты-то мне, скрывать не стану, поначалу не больно понравился… Сам виноват: нос задирал, дичился, опять же прилизанный весь, как актер. Но первое впечатление, слава Богу, обманчивым оказалось… Толковый ты мужик!
– Рад это слышать, Лука Святославович.
Наконец Комлев, уже бордовый от смущения, решился сменить тему. Тем более что второй случай поговорить с Поведновым тет-а-тет мог представиться еще очень нескоро.
– А можно вопрос?
– Говори.
– Что с Любавой Мушкетовой будет?
Поведнов удивленно отшатнулся от Комлева.
– С Любавой? – переспросил он, как видно, удивленный даже не столько тем, что Комлев произнес вслух это имя, сколько тем, что он его вообще знает.
– Да, с Любавой Мушкетовой. С племянницей вашей.
– А что с ней будет? С ней вроде все нормально.
– Как же нормально? Вы же ее на гауптвахту посадили! Под суд отдать собираетесь!
Поведнов лукаво улыбнулся.
– Ну прямо… Прямо под суд. Родную племянницу! Нашел самодура… Попугаю чуток – и выпущу. Поближе к концу операции. А то мало ли, что ей в голову взбредет – заберется еще в «Дюрандаль» и полетит за этим своим Степашиным прямо на Тэрту. Это очень в ее духе – миленького спасать…
– За каким Степашиным? – Комлеву очень хотелось, чтобы его вопрос прозвучал беспечно.
– Ну жених у нее. Капитан осназа Лев Степашин. Он как раз в блокаде этой сидит. Жив или что – хрен его знает… Судя по старым перехватам – четыре дня назад воевал. А сейчас слушаю-слушаю, про всех уже командиров ВКС и десанта наслушался, а про осназ ни полсловечка…