На корабле утро
Шрифт:
– Капитан Степашин, – представился я старлею с повязкой «Комендатура», дежурившему у блокпоста перед институтской автомобильной стоянкой. – Прислан к вам на усиление! Как найти Масленникова?
Старлей посмотрел на меня неприязненно.
– Масленников… Звание, должность?
– Да не знаю, ученый какой-то… Без звания, наверное.
– Я думаю, тут без званий никого нету… Да только мы этих званий не знаем. Не положено нам.
Я не уловил, чего было больше в словах старлея – сожаления, что, мол, мы маленькие люди, или гордости, что такой институт пафосный охраняем.
– И куда же мне идти?
– На восьмой этаж, в секретариат. Там разберутся.
Мы уже почти дошли до дверей целехонького корпуса, когда старший лейтенант закричал нам в спину:
– Куда же вы, ребята? Вам в главный корпус надо! А не в этот!
– А главный где?
– Да вот же! – Старлей указал на вторую башню с разрушенным фасадом.
Мы пожали плечами и отправились туда.
По пути к секретариату нам пришлось трижды объясняться со служивым людом разных ведомств.
На входе мы имели общение с сотрудницей ГАБ в штатском.
Перед дверями лифта (который, о чудо, работал) нас остановил офицер со значком «Санконтроль», скромно притаившимся под орденом Ушакова второй степени. «Санконтроль» – это, дорогие товарищи, кто не знает, один из псевдонимов нашей флотской контрразведки, организации посерьезней ГАБ и Разведупра вместе взятых.
И наконец, уже в секретариате нами заинтересовался местный аксакал – заместитель коменданта института товарищ Манежный. И каждому из них я, как попугай, повторял волшебные слова: фамилию Бондарович, свой секретный код должностного опознавания и шифр своей войсковой части… И каждый из них считал своим долгом связаться с планетарной комендатурой и все-все-все перепроверить. Электронный век, елкин дрын…
Зато в секретариате нас ждал сюрприз – в виде Масленникова.
Великий (вероятно) ученый стоял у окна и с самым возвышенным видом грыз карандаш.
Он был худощав, седоволос, высок, нос имел длинный, птичий. Словом, типичный жрец науки, из тех, что забывают позавтракать, а потом пообедать, а потом и поужинать, ведь какой может быть ужин, когда на шкале любовно взлелеянного прибора творится та-а-акое! Двойка! Тройка! Снова двойка! Умереть можно, как интересно!
Учитывая, что окно было вынесено взрывом от пола до потолка, а Масленникова от края оплавленной бетонной плиты отделяли ровно пятнадцать сантиметров, я встревожился.
В самом деле: еще один рассеянный шаг – и гению трындец!
Я было подался вперед, чтобы… ну я не знаю что, взять его за локоть и оттащить назад, когда путь мне преградила секретарша, вполне себе ничего девица в строгом платье с кружевным воротничком. Девица сделала большие глаза и предупредительно замахала наманикюренными ручками. Мол, что вы делаете, не надо!
Намек я понял. Остановился.
– Мне нужно поговорить с Сильвестром Константиновичем, – вполголоса сказал я ей.
– Хорошо, хорошо, – шепотом затараторила девица. – Вы только садитесь, садитесь вот здесь. Сейчас я вам сделаю кофе… Хотите кофе?
Я выразительно посмотрел на Масленникова. Потом на нее.
Девица вздохнула.
– Профессор думает… Понимаете?
Я понятливый.
– Давайте кофе, – сдался я.
Я сидел на диванчике, разглядывая бесконечные секретаршины ноги, обтянутые телесной сеточкой колготок, и размышлял вот о чем. Сейчас Масленников оторвется от своих судьбоносных дум, я подойду к нему и скажу «меня прислали вас охранять», а он… а он просто не поймет, чего я от него хочу.
Охранять? Ведь их и так весьма неплохо охраняют. Зачем я ему? Зачем он мне? В общем, что-то конфузливое такое, необязательное рисовалось.
Однако все сложилось иначе.
– Так вы и есть тот самый капитан Степашин? – спросил Масленников, когда я все-таки получил, так сказать, доступ к профессорскому телу.
– Да. Только что значит «тот самый»?
– Извините, конечно… Просто о вас мне только что говорил товарищ Иванов.
– Сам товарищ Иванов?
– Ну да… Я тут беседовал с ним… О разном.
– И что вам сказал товарищ Иванов?
– Пойдемте со мной… У меня очень мало времени… Вы будете сопровождать меня, а я покуда вам все растолкую.
– Годится.
Масленников увлек меня к лифту.
– Мы воюем с чоругами. И ягну, – сказал Масленников так, словно открыл мне тайну общегосударственной важности. – А это значит, что мы одновременно имеем дело с технологией Х-блокады, которую придумали ягну, и сверхдальнобойными Х-воротами так называемого надпорогового типа, которые придумали чоруги. Я не слишком сложно выражаюсь? – Масленников участливо заглянул мне в глаза.
– Терпимо, – ответил я.
Двери лифта отворились. Мы вышли в вестибюль первого этажа и под подозрительными взглядами моих знакомцев – «санконтрольца» и женщины из ГАБ – проследовали на улицу.
– Хотите ириску? – спросил Масленников, потрясая у меня перед носом упаковкой. – Нет? Тогда продолжим. Вам должно быть известно, что из-за Х-блокады наши звездолеты не могут покинуть систему Макран посредством Х-перехода. Верно и обратное: сторонние звездолеты не в состоянии проникнуть внутрь блокированной зоны посредством, снова же, Х-перехода.
– Мне это известно, – ввернул я.
– Но, дорогой мой Лев… ничего, что я к вам по имени?
– Ничего.
– Задавались ли вы вопросом о том, как сами ягну и их союзники чоруги преодолевают Х-блокаду?
– Не приходилось…
– Вот именно! – воскликнул Масленников. Он остановился, обернулся ко мне, глаза его торжественно блестели. – А я – задавался. Мы – задавались! И со вчерашнего дня мы точно знаем ответ на этот вопрос! Никакой загадки здесь нет. Просто мощности гигантских чоругских Х-ворот хватает, чтобы перебрасывать туда-сюда корабли, преодолевая, так сказать, высокий порог, выстроенный в Х-матрице искусственно. Высота этого порога – примерно три семьдесят пять.
– «Три семьдесят пять» – чего? – спросил я.