На край света (трилогия)
Шрифт:
Наступила тишина. Даже Брокльбанк, казалось, сообразил, что кругом творится что-то не то. Он уронил голову на грудь, потом вздернул подбородок и обвел всех бессмысленными глазами. Взгляд его обрел некую цель. Все мы, один за другим, повернулись в ту же сторону.
В дверях стоял Саммерс.
– Сэр. Я заглянул к мистеру Колли, сэр. Кажется, он умер.
Мы начали подниматься из-за стола – медленно, один за другим, переходя от первоначального оцепенения к осознанию случившегося. Я поглядел на капитана. Лицо его, только что бывшее багровым от злости, вмиг побледнело и стало совершенно непроницаемым. Во всяком случае, я не смог разглядеть на нем ни трепета, ни облегчения,
Бесстрастный, точно фигура на носу корабля, капитан заговорил первым:
– Господа, к сожалению, печальное происшествие вынуждает меня прервать наш ужин.
– Разумеется, капитан.
– Хоукинс, проводите пассажира в каюту. Мистер Тальбот, мистер Олдмедоу, будьте так любезны осмотреть тело, дабы подтвердить выводы мистера Саммерса. Я, со своей стороны, сделаю то же самое. Боюсь, злоупотребление спиртным привело пастора к печальному концу.
– Что вы зовете злоупотреблением, сэр? Одну-единственную случайную ошибку?
– О чем вы, мистер Тальбот?
– Так и запишете в судовом журнале?
Капитан отлично владел собой.
– Это уж я решу сам и в свое время, мистер Тальбот.
Я молча поклонился. Мы с Олдмедоу вышли, за нами то ли вытащили, то ли вынесли Брокльбанка. Замыкал шествие капитан. Казалось, все до единого пассажиры, во всяком случае, с кормовой части корабля, собрались в коридоре, молча взирая на дверь каюты Колли. Матросы, из тех, что не были заняты на вахте, и большинство переселенцев собрались у белой линии, делившей палубу пополам, и следили за нами также в полной тишине. Должно быть, кругом все-таки раздавались какие-то звуки – свист ветра, плеск волн о борт корабля, – однако я их не слышал. Толпа расступилась, пропуская нас. Вход в каюту сторожил Виллер – белые облачка волос, лысина, мирное, покойное лицо, – при всем желании не могу сравнить его ни с кем, кроме как со святым, знающим все о путях и горестях этого мира. При виде капитана он поклонился с таким раболепием, будто к нему перешла мантия бедного, подобострастного Колли. И хотя при жизни священнику прислуживал Филлипс, именно Виллер отворил нам дверь и отступил в сторону. Капитан лишь на миг заглянул в каюту, тут же вышел и направился к трапу, на ходу махнув мне, чтобы я заходил. Не скрою, подчинился я без особой радости. Бедняга Колли все так же лежал на кровати, вцепившись в рым-болт, однако одеяло на нем было отогнуто, обнажая шею и щеку. Дрожащими пальцами я прикоснулся к лицу несчастного и тут же отдернул руку, словно обжегшись. Не было никакой нужды наклоняться и проверять его дыхание. Я вышел к молчаливой толпе и кивнул Олдмедоу, который сменил меня, облизнув бледные губы. Он внутри также не задержался.
– Итак, мистер Тальбот? – обернулся ко мне Саммерс.
– Ни одно живое существо не может быть таким холодным.
Мистер Олдмедоу закатил глаза и мягко сполз по переборке. Виллер, с выражением безграничного понимания на лице, пристроил голову блестящего офицера меж его собственных колен. И тут – кто же явился к нам в самый неподходящий из все неподходящих моментов, как не наш Силен [35] ? Брокльбанк, то ли чуть протрезвевший, то ли, напротив, находящийся в крайней степени опьянения, вывалился из каюты, оттолкнув своих дам, пытавшихся его удержать. Женщины взвизгнули и тут же стихли, потрясенные этим новым поворотом событий. Брокльбанк, в одной рубахе, спотыкаясь и махая руками, рванулся в каюту Колли, на ходу отшвырнув Саммерса – да с такой силой, что тот закрутился на месте.
35
Силен –
– Знаю я! – ревел он. – Вше, вше знаю! Я живопишец, я вше вижу! И вовше он не умер, а ушнул! Штакан доброго вина прогонит шлабошть, и нервная горячка…
Я метнулся следом за художником, сгреб его и отбросил в сторону. Ко мне присоединились Саммерс и Виллер, все вместе мы споткнулись об Олдмедоу – нет-нет, смерть есть смерть, ее надо описывать серьезно, – и выкатились в коридор, где собравшиеся вновь встретили нас гробовым молчанием. В некоторых ситуациях лучшая реакция – никакой реакции вовсе; пожалуй, им всем стоило бы разойтись. Кое-как мы затащили продолжавшего толковать о пользе спиртного Брокльбанка в его каюту, к смущенным, притихшим женщинам.
– Тихо, тихо, дружище, ложитесь-ка в койку, – бормотал я.
– Нервная горячка – такая штука…
– Да что еще за слабость?! Укладывайтесь, вам говорят! Миссис Брокльбанк, мисс Брокльбанк, ради всего святого!..
Дамы опомнились и помогли мне. Я выскочил из каюты, захлопнул дверь и тут же увидел, как Андерсон сбегает по трапу обратно в коридор.
– Итак, господа?
– Как мы установили, капитан Андерсон, мистер Колли мертв, – ответил я сразу и за себя, и за Олдмедоу.
– А почему до меня доносились крики о какой-то там «нервной горячке»? – прищурился капитан.
Из каюты Колли вышел Саммерс и закрыл за собой дверь. Этот жест вежливости в таких обстоятельствах выглядел довольно курьезно. Лейтенант переводил взгляд с меня на капитана и обратно. Пришлось отвечать – без всякой охоты, но что еще оставалось делать?
– Это замечание, сэр, принадлежало мистеру Брокльбанку, который, судя по всему, несколько не в себе.
Готов поклясться, что у капитана вновь заблестели глаза, а на щеках наметились ямочки. Он оглядел толпу свидетелей.
– Тем не менее у мистера Брокльбанка имеется кое-какой медицинский опыт!
Прежде чем я успел хоть что-либо возразить, Андерсон скомандовал в своей прежней, деспотической манере:
– Мистер Саммерс, проследите за тем, чтобы были сделаны необходимые приготовления.
– Есть, сэр.
Андерсон удалился бодрым шагом, а Саммерс продолжил раздавать приказания тоном, до боли напоминавшим капитанский:
– Мистер Виллис!
– Да, сэр!
– Вызовите на корму парусных дел мастера, его помощников да трех матросов покрепче. Возьмите тех, кто не на вахте и отбывает наказание.
– Есть, сэр.
И никакой тебе показной печали – верной спутницы профессиональных гробовщиков. Мистер Виллис бегом унесся наверх, а лейтенант обратился к пассажирам в своем привычном, мягком тоне:
– Дамы и господа, поверьте, не стоит вам наблюдать то, что сейчас последует. Могу я попросить вас очистить коридор? Свежий воздух палубы куда больше пойдет вам на пользу.
Вскоре в коридоре остались только слуги да мы с Саммерсом. Дверь одной из каморок распахнулась, и перед нами предстал совершенно нагой Брокльбанк, вещающий с комической серьезностью:
– Слабость – обратная сторона горячки, джентльмены. Желаю вам хорошего дня.
Его втащили обратно, дверь захлопнулась. Саммерс повернулся ко мне:
– А вы, мистер Тальбот?
– Я по-прежнему исполняю просьбу капитана, разве нет?
– Думаю, ее действие окончилось вместе со смертью мистера Колли.
– Мы с вами толковали о честной игре и положении, которое обязывает. Думаю, я нашел слово, которое их объединяет.
– Какое же?
– Справедливость. Или, ежели вам будет угодно, правосудие.