На краю Принцесс-парка
Шрифт:
Обрамленное кружевной фатой, лицо Конни с безупречно наложенным макияжем светилось от счастья, а ее глаза за элегантными очками излучали любовь к Чарльзу, женой которого она должна была стать в этот день. Невеста вновь принялась рассматривать себя в большом зеркале. Бет сшила платье с высоким воротом, узкими рукавами и сборчатой юбкой, использовав для ее изготовления зубчатую кромку занавесок.
– Это самое лучшее свадебное платье в мире, – с хрипотцой в голосе произнесла Конни. – Я не купила бы ничего подобного в самом роскошном магазине Лондона. – Она обняла Бет за шею. – Большое спасибо! Ты превратила мою
Руби подняла с пола шляпку, слетевшую с ее головы от слишком эмоционального выражения чувств Конни.
– Я уверена, на столе королевы тоже не было кролика. Хорошо, что мы не убили Флоппи – это испортило бы такой замечательный день. Смотри, на небе нет ни единого облачка!
Грета и Хизер были подружками невесты. Их атласные платья персикового цвета были сшиты из настоящего платья подружки невесты, которое когда-то принадлежало Агнес-Фэй Квинлан. Джейк также был восхитителен во взятом напрокат костюмчике из синего бархата – правда, чуточку великоватом для него.
Когда свадебная процессия двинулась в сторону церкви, люди стали подходить к воротам, чтобы с улыбкой помахать рукой, пожелать счастья молодым или просто поаплодировать. Некоторые даже плакали, вероятно, вспомнив аналогичные события из своей жизни и на миг забыв об ужасной войне, в которой участвует их страна.
Процессия прошла мимо двух домов, разрушенных совсем недавно. Конни вытянула из своего букета розу и бросила ее на груды битого кирпича. Другую розу она отдала старой женщине, стоявшей рядом с руинами и улыбавшейся ей сквозь слезы.
– Благослови тебя Бог, милая, – проговорила старушка.
Третья роза досталась юному солдату, четвертая – женщине с двумя грудными детьми в коляске. К тому времени, как они подошли к церкви, от букета Конни остался только один цветок.
Руби решила, что никогда еще в доме миссис Харт не было так весело. Гости хохотали над каждым пустяком, а иногда даже совсем без повода. Казалось, в этот чудесный июльский день все забыли о своих проблемах и решили получить максимум удовольствия. Люди танцевали и смеялись, смеялись и танцевали… Когда свидетель со стороны жениха, приятель Чарльза, произносил тост, в котором не было абсолютно ничего смешного, все буквально надрывали животы от хохота.
– Леди и джентльмены! – начал он, и комната сразу наполнилась хихиканьем.
Дети уже не сдерживали своего возбуждения, и их пронзительные голоса перекрикивали музыку. Малыши носились из комнаты в комнату подобно сгусткам энергии, и все встречные считали своим долгом сказать им что-нибудь ободряющее. Руби даже начала опасаться, что такое отношение может навсегда испортить детей.
Консервированное мясо, хлеб и соленья исчезли очень быстро, а слишком сухой торт пошел «на ура» – к радости седовласой матери Чарльза, одетой в элегантное платье из голубой парчи: женщина все опасалась, что гостям может не понравиться ее творение.
– Сливы просто объеденье, – сказала миссис Виннер Руби. – Вы сами их консервировали?
–
– Миссис О'Хэган, вы чудесная хозяйка. Жаль, что здесь нет брата и сестры Чарльза – Грэм сейчас в Египте, а у Сюзи в любой момент могут начаться роды. Это самая лучшая свадьба, на которой мне доводилось бывать. Я обязательно расскажу всем, какой восхитительный прием был устроен на свадьбе Чарльза. Я вам очень благодарна, и не только за организацию праздничного приема. Чарльз говорит, что весь этот дом держится только на вас, что вы неизменно веселы и что вы просто замечательно о них всех заботитесь. – Расчувствовавшись, женщина обняла Руби. – Вы еще очень молоды, но уже так много умеете делать!
– О, спасибо, – ответила Руби, которая никогда еще не смотрела на свою роль под таким углом. Осознавать, что тебя так высоко ценят, оказалось весьма приятно.
– Наверное, ваш муж в армии?
– Был. Он погиб во время эвакуации из Дюнкерка.
Лицо миссис Виннер стало бледным:
– Бедная моя девочка! Мне так жаль… Чарльз никогда не упоминал об этом.
И тут произошло – причем далеко не впервые – нечто странное: при упоминании о Джейкобе глаза Руби наполнились слезами.
– Я уже почти привыкла жить одна, – хрипловатым голосом произнесла она.
Некоторое время спустя кто-то поставил на граммофон старую пластинку Руди Вэлли, и, когда зазвучала песня «Ночь и день», Руби вновь вспомнила о Джейкобе. В тот вечер он впервые пришел в Брэмблиз, и она танцевала с ним. В то время Джейкоб был таким невинным, таким милым… А потом он ударил Билла Пикеринга, чтобы защитить ее, – ведь он так ее любил! Руби подумала, что для нее на берегу моря под Дюнкерком погиб именно этот Джейкоб, а не тот забитый, жалкий парень, с которым она прожила два года. Тот, настоящий Джейкоб, еще не искалеченный страхом и необходимостью жить в чуждом ему окружении, стоил того, чтобы его оплакивать.
В шесть часов новобрачные уехали в двухдневное свадебное путешествие в Нью-Брайтон. На самом деле это путешествие представляло собой пересечение реки Мерси на пароме, но это было лучше, чем ехать куда-то далеко и тратить драгоценные выходные на ожидание поездов, которые могли и не прийти.
Атмосфера в доме стала более спокойной. Воздух немного остыл, и гости вышли в сад и стали наблюдать, как по неухоженной траве, усыпанной яркими точками маргариток и одуванчиков, крадутся вечерние тени. Все надеялись, что налета не будет. Впрочем, после того как в мае город целую неделю подвергался непрерывным бомбардировкам и казалось, что он будет стерт с лица земли, Гитлер, похоже, сдался. С тех пор количество налетов можно было сосчитать на пальцах одной руки.
Руби и Марта Квинлан сидели на ступеньке заднего крыльца. Внезапно Марта вскочила на ноги.
– Джим! Это Джим! – воскликнула она.
– Привет, мама. Отец сказал, что ты здесь.
Его голос стал каким-то невыразительным, а глаза утратили свой обычный блеск. Куда-то пропал неизменный загар, кроме того, Джим сильно похудел. Громко выражая свою обеспокоенность видом сына, Марта стала гладить и ощупывать его, как будто хотела убедиться, что он из плоти и крови.
– Я и не думала, что ты приедешь, сынок. Я так рада, что в любую секунду могу заплакать.