На краю Принцесс-парка
Шрифт:
– Я бы очень хотела, чтобы у нас был телевизор, – вздохнула Марта. – Но Фред говорит, что это пустая трата времени. Кто-кто, а Фред знает об этом все, так что я склонна ему верить.
– У одного из моих жильцов, мистера Хэмилтона, есть телевизор, – сообщила Руби. – Как-то я убирала в его комнате и включила эту штуку, но ничего не произошло. Я испугалась, что сломала ее.
Чарльз заявил, что, по его мнению, телевизоры не приживутся:
– Люди слишком умны, чтобы вечера напролет сидеть и пялиться в маленький экранчик.
Конни усмехнулась в ответ:
– Тогда я не отношусь к числу
– Значит, завтра же идем разводиться, – суровым тоном произнес Чарльз, но тут же улыбнулся.
Спустя некоторое время Руби внесла в гостиную торт с двадцать одной трепещущей свечой. Следом шла Марта и громко пела: «С днем рожденья тебя…»
– Руби, знаешь, твои дочери по праву гордятся своей матерью, – сказала Марта, когда Конни с Чарльзом уже ушли и они вдвоем сидели на кухне.
– Марта, но это всего лишь вечеринка!
– Я не только о вечеринке – им есть за что гордиться тобой и помимо этого. Всего, что ты имеешь, ты добилась сама, практически без мужа, не говоря уже о других родственниках, которые могли бы помочь тебе в трудную минуту. И ты воспитала таких замечательных дочерей. – Марта остановила на Руби теплый взгляд. – Я никогда не забуду тот день, когда ты зашла в мой паб по объявлению насчет уборщицы. У тебя был такой вид, словно ты в одежде только что вылезла из ванны. Фред сказал, что, дав тебе шесть пенсов, я совершила глупость, – он считал, что мы никогда больше не увидим ни тебя, ни денег. Но я знала, что ты вернешься. – Пожилая женщина похлопала Руби по руке. – Хотела бы я знать, жива ли еще твоя мать. Если жива, то она поступила как круглая дура, отказавшись от такой дочери.
– О Марта, прекращай! – воскликнула покрасневшая Руби. – Ты выпила слишком много вина и стала чересчур сентиментальной. Сейчас ты еще расплачешься…
Судя по всему, Марта собиралась продолжить свои излияния, но в этот момент в дверь кухни постучали, и вошла миссис Маллиган – плотная женщина за пятьдесят, одетая в твидовый халат. На ее мышиного цвета волосы была натянута плотная сетка, а лицо было намазано толстым слоем крема. Миссис Маллиган занимала комнату на втором этаже вот уже пять лет и все это время непрерывно жаловалась на все подряд, – и, судя по всему, с этой же целью она пришла и сейчас.
– Миссис О'Хэган, я хотела бы знать, долго ли еще будет продолжаться этот шум? – жалобным тоном проговорила она. – Уже десять часов, и некоторым людям хочется спать.
– Миссис Маллиган, я же заранее предупредила вас, что у нас будет вечеринка, – спокойно ответила Руби. – Мало того, я уже извинилась за возможный шум, помните? Сегодня пятница, и завтра выходной. Моей дочери исполняется двадцать один год, и, боюсь, шум будет продолжаться до полуночи. После этого все разойдутся по домам.
– Миссис О'Хэган, это просто невыносимо.
– Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.
– Вы могли бы просто почитать книгу, – сурово произнесла Марта.
– О Боже, как ты это терпишь?! – воскликнула она, когда миссис Маллиган, недовольно сверкнув глазами, скрылась за дверью.
Руби пожала плечами:
– Я попросту
– А ты представь, каково в ее возрасте жить в чужом доме! У нее есть дети?
– Нет. Знаешь, Марта, – Руби понизила голос, боясь, что их могут подслушать, – кто-то сказал мне, что муж миссис Маллиган привел домой женщину вдвое моложе ее, и перед ней встал выбор – примириться с этим или уйти.
– Да ты что! – ужаснулась Марта.
– Да, да… И она фактически оказалась на улице, он не разрешил ей взять даже мебель. Вот как она очутилась здесь.
– Какой кошмар! После этого мой Фред выглядит сущим ангелом. Ничего удивительного, что бедняжка вечно на все жалуется, – на ее месте я бы делала то же самое.
На следующее утро все сошлись во мнении, что вечеринка удалась на славу. Последние полчаса в гостиной было подозрительно тихо, но Руби решила не выяснять причину. Она сказала себе, что просто не имеет на это права, – у нее самой уже в шестнадцатилетнем возрасте было с Джейкобом все.
– Во сколько вы сегодня возвращаетесь? – спросила она за завтраком. Девочки появились на кухне в половине восьмого, одетые в халаты и свежие как огурчики – хотя спать они легли достаточно поздно. Обе работали в центре города – Грета была телефонисткой в бухгалтерской фирме, а Хизер – делопроизводителем в страховой компании «Ройял ливер». Обе работали в субботу до полудня, а после этого обычно несколько часов бродили по магазинам одежды и почти всегда приносили домой какие-нибудь обновки. В их возрасте Руби наверняка поступала бы точно так же – но ей мешали сначала нехватка денег, а затем война и карточки на все товары.
– Наверное, я потрачу все деньги на новое платье, – объявила Грета, дожевывая гренку.
– А мне нужны новые туфли, – заявила Хизер, рассматривая свои длинные узкие ступни. – Куплю для разнообразия что-нибудь на «танкетке».
– Я тоже хотела бы новую пару обуви, – сказала ее сестра.
– Мама, если хочешь, надевай мои красные туфли – мне они надоели. У них слишком низкие – и широкие – каблуки.
– Низкие, говоришь? – с улыбкой переспросила Руби.
У них с Хизер был одинаковый размер ноги.
– Я уже запуталась в современной моде, – продолжала Руби. – То у вас высокие каблуки, то низкие, то шпильки, то «пирамидальная пятка»… Примерю потом. Подумать только: мать донашивает обувь за дочерью! У вас обеих денег больше, чем здравого смысла.
Час спустя она проводила девочек, помахав рукой им вслед, и некоторое время смотрела, как они уходят в солнечное апрельское утро, держась за руки и оживленно о чем-то беседуя. В туфлях на каблуках Грета казалась почти такой же высокой, как ее сестра. Сегодня она надела широкую юбку и сборчатую блузку с кокеткой, а пояс был затянут так туго, что непонятно было, как она вообще дышит. Волосы были перевязаны широкой розовой лентой. Руби улыбнулась, подумав, что Грета отлично смотрелась бы на верхушке рождественской елки.