На краю земли

О'Брайан Патрик

После смены вахты Хогг, мастер-гарпунер с китобойного судна, явился на ют и сообщил, что к северу имеется остров. Когда его спросили, откуда ему это известно, он указал на белое облако и зеленое отражение на небе. Его поддержали другие южные китобои, которые объяснили, что островитяне всегда руководствуются такими ориентирами. В ответ на вопрос, далеко ли до него, он сказал, что миль двадцать, если это маленький остров, и гораздо больше, если крупный. Множество островов не нанесено на карты.

Если пропавшие нашли кусок плавника, то не могли ли они добраться до такого острова? Каково истинное направление течения? Неужели оно могло унести их так далеко на север? Таковы были вопросы, терзавшие командование фрегата. Будет ли верным решение перестать следовать известным курсом? Пришли к выводу, что расстояние до острова слишком

велико, чтобы оправдать перемену курса при условии, что остров действительно существует. Но синему катеру было приказано в течение часа следовать курсом норд-норд-ост под всеми парусами, в то время как фрегат и другие шлюпки будут по-прежнему прочесывать горизонт. При этом исходили из предположения, что если остров существует, то он должен вызвать приток воды, привлекая к себе с большой площади плавник. Время шло медленно, но в конце концов заметили, что катер мчится назад. Сигнальные флаги, которые он поднял, было трудно прочитать, поскольку «Сюрприз» переместился к западу и мог видеть их лишь в продольном направлении, кроме того, небо затянуло тучами, и освещение ухудшилось. Лишь когда шлюпка оказалась на расстоянии слышимости, офицеры корабля поняли, что она видела не только низменный остров, но и находившееся далеко к вест-норд-весту от него двухмачтовое судно. К этому времени ветер стал крепчать и менять направление против часовой стрелки, начав дуть с оста или даже ост-тень-норда, волнение усилилось, явно начинался шторм. Хогг и другие китобои заявили, что такая зыбь — верный знак надвигающейся жестокой бури. Они решили, что у них остается единственный шанс, поэтому подняли семафор, чтобы шлюпки вернулись, и изменили курс; при этом на душе у всех кошки скребли . На «Сюрпризе» подняли все паруса, и вскоре впередсмотрящий, находившийся на мачте, заметил парусник.

— Это был я, сэр! — воскликнул Кэлами. — С помощью подзорной трубы старого Бойла, ха-ха-ха!

Хогг поднялся на марс и заявил, что это туземное судно — катамаран, напоминающий пахи с острова Туамоту, хотя немного отличающийся от него. Продолжая рассуждать, он заметил и остров, находившийся поодаль и восточнее судна.

Моуэт тотчас отрядил и снарядил баркас, приказав Хани на всех парусах идти к острову; сам же он намеревался выяснить, не подобрал ли катамаран пропавших и не сможет ли его экипаж сообщить им что-нибудь важное (ведь Хогг понимал язык туземцев), а затем лечь в дрейф, ожидая возвращения баркаса. Они договорились о рандеву на Маркизах в том случае, если разыграется нешуточный шторм.

Баркас, имевший парусное вооружение шхуны, был хорошим ходоком, но с самого начала было понятно, что о лавировании не может быть и речи, гребцам пришлось налечь на весла, но при таком волнении шлюпка стала не видна с острова. Через несколько часов матросы выбились из сил, поскольку им пришлось грести против волн. Но затем, встав на банку, Хани увидел рубаху Джека, развевавшуюся на пальме. Тогда-то гребцы и проявили свою силу, словно древнегреческие атлеты — в особенности Дэвис и Падин Колман, вестовой Стивена, которые так навалились на весла, что сломали их.

— Напомните мне, чтобы я высчитал стоимость весел из их жалованья, мистер Хани, — произнес капитан. После того как смех стих (пожалуй, это была его самая остроумная шутка с тех пор, как они покинули Гибралтар), он добавил: — Во всяком случае, те, кто натер себе руки, смогут передохнуть после того, как мы выберемся из лагуны. Я видел фрегат с подветренной стороны острова; с таким ветром мы догоним его до захода солнца и без весел. Бонден, сбегайте за доктором. — Дело в том, что тот передал через Кэлами, что не голоден, что ему нужно произвести несколько последних наблюдений и что он скоро придет. — Скажите, что мы отплываем, и помогите ему сесть на кормовую банку, пока ставят в степсы мачты. — Повысив голос, Джек добавил: — Это было бы очень кстати, поскольку никто не передает доктору никаких добрых пожеланий и не спрашивает о здоровье. А ему между тем очень нездоровится, поскольку он столько времени провел в море и, кроме соленой воды, ничего не пил.

Джек Обри мог бы и не говорить этого, во всяком случае морякам. С их деликатностью они никогда бы не упомянули о беде, которая стряслась со Стивеном, и тем более не дали бы ему понять, сколько беспокойства он всем причинил. Когда же доктор, неуклюже ковыляя, появился на отмели, его встретили с холодным равнодушием, которое стало не столь заметно

после того, как эскулапа посадили в шлюпку, закрыли его колени брезентовым фартуком и накинули на плечи старую синюю куртку.

Во время плавания на запад с попутным волнением и попутным же сильным ветром настроение у Стивена немного поднялось, в особенности после того, как капитан рассказал об их пребывании на борту катамарана. Более внимательной и благодарной аудитории он не мог бы и пожелать. Слушатели чуть животы не надорвали, узнав о том, что Джека едва не кастрировали и какой страх испытывал Стивен, когда надзирательницы лупили его за поросячье дерьмо на палубе. Вступив в разговор, доктор добавил некоторые подробности и почувствовал себя гораздо непринужденнее. Но после того, как на фоне хмурого закатного неба стали видны фигуры моряков, бегавших по палубе близкого уже фрегата и размахивавших шапками, доктор снова приумолк.

Однако неподдельно теплый прием и та доброта, которая столь характерна для грубоватых порой военных моряков, сумели бы привести в доброе расположение духа гораздо более угрюмого человека, чем Стивен. Во всяком случае, снова понадобилась его профессия: партия, отправленная на катамаран, встретила жестокое сопротивление. Отец Мартин и Хогг, которые первыми высадились на судно с добрыми словами и подарками, почти тотчас же были избиты дубинками, а матросы, которые потащили их назад в шлюпку, получили ранения копьями, были избиты тяжелыми деревянными палками и исколоты бамбуковыми вертелами. Причем все это сопровождалось дикими визгами и криками. Пять человек лежали в лазарете с ранами, полученными спустя несколько секунд после попытки моряков высадиться на туземное судно, — ранами, которые было не под силу вылечить фельдшеру. После того как катамаран отошел, с него посыпался град камней, пущенных пращой, и дротиков, причинивших полудюжине моряков менее опасные раны.

— Они не обращали никакого внимания на пушечные выстрелы, — рассказывал Моуэт уже в каюте капитана. — По-моему, они даже не понимают, что это такое. Всякий раз, как мы пускали ядро над их головами, они принимались прыгать и размахивать копьями. Конечно, я мог бы сбить пару реев, но при таком волнении… Кроме того, мы видели, что вас на борту нет. И был уверен, что ничего путного они нам не скажут.

— Вы молодчина, Моуэт, — произнес капитан. — На вашем месте я бы испугался, что они возьмут фрегат на абордаж.

— Вот он, — произнес Стивен, оперировавший при свете последних лучей заката и казначейских свечей. — Я зацепил его хирургическими щипцами. По-моему, это зуб акулы, оторвавшийся от дубинки и вонзившийся в gluteus maximus note 28 на поразительно большую глубину. Вопрос в том, какая это была акула?

— Можно посмотреть? — спросил отец Мартин довольно твердым голосом. На его скальп было наложено тридцать шесть швов, целый квадратный фут пластыря покрывал его ободранные плечи, но он был человек мужественный и прежде всего натурфилософ. — Несомненно, это акула, — произнес он, опустив зуб, поскольку лежал на животе: большинство матросов «Сюрприза» были ранены, когда, унося ноги, они развернулись к воинственным дамам тылом. — Но какая именно, сказать не могу. Однако я буду хранить его в табакерке и смотреть на него всякий раз, когда начну думать о браке. Или о женщинах вообще. Клянусь, больше никогда не буду снимать головного убора перед дамой, не вспомнив нынешний день. Вы знаете, Мэтьюрин, как только я ступил на палубу судна, того самого пахи, я поприветствовал женщину, встретившую меня, поклонился и обнажил голову, и она, воспользовавшись моментом, тотчас нанесла мне удар.

Note28

Большая ягодичная мышца (лат.)

— Недаром говорят, что здесь край света, — отозвался Стивен. — Теперь покажите свою икру, пожалуйста. Боюсь, что нам придется вырезать из нее кусок. Я надеялся протолкнуть наконечник насквозь, но мешает большая берцовая кость.

— Может, подождать до завтра, — произнес отец Мартин, начавший терять самообладание.

— Зазубренный наконечник ждать не может, — возразил доктор. — Я не хочу видеть омертвения ткани или распространяющейся вверх гангрены. Прат, полагаю, отец Мартин хотел бы, чтобы его привязали, иначе он может взбрыкнуть, и я задену ему артерию.