На критических углах
Шрифт:
Большое белое облако, словно взбитую перину, вспорол самолет и, сделав полупетлю, с гулким звоном ушел в голубую высь. Запрокинув голову, Астахов смотрел вслед самолету, пока глаза не подернулись слезой. К нему только сейчас пришло сознание того, что он больше никогда не узнает этого пьянящего азарта взлета, этой скорости, рождающей громы, этой звездной высоты.
«Еще три дня, только три дня, чтобы проститься с моим самолетом…» — думал Астахов и, выпрашивая у своей совести эту последнюю уступку, он шел в сторону от особого отдела к лесу по узкой
Жилин не знал, что простое, и неожиданное решение сложной задачи, всего несколько минут назад само приходило к порогу его отдела.
На столе Жилина лежало личное дело Евсюкова — последнее еще не просмотренное дело, — но и оно не вызвало интереса: не мог же Евсюков передать майору Комову записку, написанную им самим!
Жилин открыл папку, нашел автобиографию Евсюкова. Первый же взгляд на почерк заставил его насторожиться.
В автобиографии было написано: «…ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ 10 ИЮЛЯ ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО ГОДА…» Текст анонимной записки гласил: «В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ОТ ДРУГА». Подложив записку под тождественный текст автобиографии, Жилин удивился неожиданному сходству, а рассмотрев почерки через лупу, убедился в том, что записка была написана рукой Евсюкова. Сходство было так разительно, что Жилин некоторое время не мог прийти в себя.
«Если лейтенант Евсюков сам написал эту записку, — думал подполковник, — то как он мог рассчитывать на то, что почерк его не будет проверен? Такой просчет выходит за пределы вероятного!»
Жилин встал, плотно закрыл окно, задернул портьеру и, взяв блокнот, с карандашом в руке попытался разобраться в той путанице, которая создалась в связи с этим новым открытием:
«1. Евсюков подслушал беседу Родина с майором Комовым, — писал подполковник.
2. Пользуясь бесспорным алиби (он находился на гауптвахте), Евсюков отлучился в город и убил Родина.
3. Страхуя себя на тот случай, если его отлучка станет известной, перед выездом в город и после возвращения Евсюков заходит в санчасть к Ярцевой. При наличии мотоцикла все это он мог успеть сделать.
4. Чтобы отвести от себя подозрение в том, что он именно тот человек, о котором говорил Родин майору, Евсюков пускает в оборот легенду о подаренных ему сигаретах «Астра» и анонимной записке. Записку он пишет сам…»
— Нет, черт возьми. Это какая-то чепуха! — сказал вслух подполковник и закурил папиросу.
«Во время ареста на гауптвахте Евсюков был одет по форме, а рабочий Мякишев уверяет, что человек, подстрекавший его расправиться с Родиным, был одет в серый костюм», — вспомнил Жилин.
Докурив папиросу, Жилин потушил ее и долго скручивал окурок в тугой комок. Неоднократные попытки логически осмыслить этот новый факт не привели ни к чему. Подполковник вызвал посыльного и направил его в роту связи.
Через несколько минут в кабинет вошел рядовой и доложил:
— Товарищ подполковник, рядовой роты связи Имашев прибыл по вашему приказанию!
Это был смуглый, широкоскулый парень с темными лукавыми глазами. Говорил он с сильным узбекским акцентом.
— Рядовой
— Так, товарищ подполковник.
— Садитесь, Имашев, — подполковник указал ему на кресло возле стола. — Вспомните и подробно расскажите все, что вы увидели в санчасти.
В связи с болезнью Имашев все еще был освобожден от несения службы, он скучал в казарме, и вызов к подполковнику Жилину оказался для него неожиданным развлечением. Уловив, что от него требуется, он улыбнулся и сказал:
— У меня рука совсем пропал, вот такой большой стал. Доктор написал: каждый два часа иголку колоть. Я восемь часов ходил колол — сестра один был, я десять часов ходил колол, смотрю — лейтенант Евсюков сидит. Я лейтенант приветствовал, иголка колол, потом уходил.
— Техник-лейтенант Евсюков был одет по форме? — спросил подполковник.
— Точно, по форме, товарищ подполковник.
— Рядовой Имашев, вы видели в процедурной лейтенанта Евсюкова точно в десять часов или вы могли во времени ошибиться?
— Точно, товарищ подполковник, десять часов. Очень больно рука был, совсем не спал, казарма ходил, руку так держал. — Прижав рукой больную ладонь к груди, Имашев показал, как он, точно ребенка, укачивал больную руку. — На часы сам смотрел, дневальный говорил.
Беседа с Имашевым не принесла ничего нового. Обстоятельства дела подсказывали единственно правильное решение: вызвать Евсюкова и, приперев его рядом неоспоримых фактов, заставить во всем сознаться. Но для этого нужно было заключение экспертизы.
Жилин изъял из дела Евсюкова написанную им автобиографию и, приложив к ней анонимную записку, оформил запрос, запечатал пакет и отправил в округ на экспертизу.
XIX. ТРЕТЬЯ ПУЛЯ
Рано утром на Петрозаводском аэродроме Данченко встретил судебно-медицинский эксперт Чесноков. Это был маленький, полный, очень подвижный человек неопределенного возраста. Польщенный неожиданным вниманием к своему докладу, Чесноков, забегая то с одной стороны, то с другой, без умолку говорил, и пока они сели в машину, успел рассказать многое.
Данченко отказался от предложенного Чесноковым завтрака и настоял на том, чтобы, несмотря на ранний час, они прямо с аэродрома направились в институт.
Акты экспертизы, обстоятельный протокол первичного осмотра и материалы следствия, полученные Данченко в областной прокуратуре, позволили установить все обстоятельства дела:
Девятого января этого года П. Д. Макасов, служащий Кировской железной дороги, проживающий в станционном поселке Малые Реболы, направился на рыбную ловлю. Прорубь, пробитую во льду, затянуло ледком. Макасов обрубил топором края проруби и решил осколки льда выбросить на поверхность. Когда рыболов приподнял пешней край льда, он увидел обезображенное, распухшее лицо утопленника…