На крыше мира
Шрифт:
— Да нет… Всё в полном порядке.
Когда он улегся, Варя подсела, погладила мужа по руке.
— Вася! Что я хотела сказать тебе… Ты замечаешь, что в семье Черновых очень неладно?
— Да? Ссорятся, что ли?
— Нет, не ссорятся, но как чужие. И мне кажется, что Владимир Константинович тоже немного виноват.
— Не люблю я этой взбалмошной барыньки!
— Мне она тоже не особенно нравится. Но в последнее время Лидия Львовна как-то изменилась. Стала серьезнее. И грустная такая.
Все-таки она образованная женщина, закончила институт — не может быть, чтобы она была совсем пустышкой. Надо ее как-то втянуть в общественную
— Попробуй…
— Погоди, что значит «попробуй». Ты скажи: «попробуем».
— Я, Варюша, не умею вести разговоры с такими деликатными дамами. А ты попробуй. Ты же у меня умница. А я агитирую больше киркой, лопатой… Станешь рядом — ану, давай, ребята!
— И ворочаешь за троих ребят, — ласково усмехнулась Варя.
— Ну, другой раз и приходится, зато убедительно получается.
Савченко засмеялся и, обняв жену за плечи, поцеловал в пушистые волосы.
В ОШЕ
Зной стоял нестерпимый. В кабине было душно, пахло нагретой резиной и бензином. Капитан опустил стекло и лицо его обдало горячим ветром. Машина неслась на повороте, спускаясь в ущелье. В кузове сидели Лукаш и двое пограничников.
Повстречалась группа рабочих, ремонтировавших ограждения. Донесся четкий перестук молотков о камни. Этот перестук вызвал в памяти Мороза осень прошлого года, каменщиков Прокопыча и Савелия. Капитан ехал впереди своего отряда на коне. Они возвращались на пост в Маркан-су. Было очень тихо. Горы в этом месте немного отступили от шоссе, раскинувшись широким амфитеатром. Каменщики сидели в кювете и работали. Мороза поразили звуки ударов их молотков о камни. Это была словно игра на каком-то особенном музыкальном инструменте. От ударов молотков о камни, то низких тонов, то высоких, — звук многократно отдавался в горах, создавая впечатление какой-то мелодии. Мороз даже улавливал ее обрывки: та-та, та-та-та… Он улыбнулся от этих воспоминаний, вполголоса пропев: та-та, та-та-та…
И, словно в ответ ему, по кабине что-то сильно стукнуло. Не успел шофер затормозить, как машину отбросило в сторону, передние колеса приподнялись и уперлись в скалу.
Капитана швырнуло в угол кабины, а шофер больно ударился грудью о руль. Первое мгновение никто не мог сообразить, что случилось. Мороз первый пришел в себя.
— Зинько, ты жив? — закричал он на ухо шоферу и потащил его к себе.
Тот повел глазами, ухватившись за грудь, и, пытаясь сделать глубокий вдох, широко раскрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
— Жив — наконец выдохнул он.
А кругом грохотало, словно палили из орудий.
— Выключай мотор! — крикнул капитан и выскочил из машины.
С горы катились огромные каменные глыбы, щебень. Пыль, сбиваясь в облако, потянулась вниз, вслед за обвалом в пропасть.
Один из пограничников лежал рядом с машиной, другой у края пропасти. Он силился приподняться. Капитан бросился к нему и оттащил в сторону.
— Куликов! Что с тобой? — прокричал Мороз.
— Бок, о-ох!..
Капитан еле разобрал, что он ответил, такой шум стоял кругом, и бросился на помощь к другому. Тот уже поднимался сам, потирая лоб и щупая плечо.
— Где Лукаш?
При мысли, что с ординарцем случилось несчастье, у капитана похолодело в душе.
— Лука-аш! — закричал он.
Шагах в пяти, посреди дороги сидел Лукаш и очумело покачивал головой.
— Фу-у! — подбегая к нему, вздохнул с облегчением капитан. — Я уже подумал, что ты- там! — закричал он на ухо ординарцу и показал вниз.
— Чорта с два! Я умею падать только сюда! — постучал рукой по земле Лукаш.
Гул от падающих камней ослабел. С горы еще сыпались мелкие камни, щебень, летела пыль, но опасность миновала.
— Вот чортова сторонка! Никогда не знаешь — доедешь живым или нет, — ворчал шофер.
Подшучивая друг над другом, все с опасением посматривали на скалу, откуда свалилась на них такая напасть.
Мороз спросил шофера:
— Ну, что? Поедем, Зинько? Может быть, я сяду за руль?
— Никак нет, товарищ капитан! Справлюсь сам. Уже легче. А сначала думал — дух вышибло!
Миновав глубокую извилистую выемку, машина вырвалась на простор небольшой долины — Ольгина луга.
Мороз с восхищением смотрел на чудесно изменившуюся картину. Ярко-красные, желтые и белые маки заполнили собой всё до самого подножья гор. Казалось, вся долина вспыхнула разноцветным огнем. У края дороги словно кто-то рассыпал золото — сплошное поле желтых маков. Потом — раскинулись, как огненное пламя, красные… Машина мчалась среди этого моря цветов.
— Нет, Зинько, — сторонка чудесная! — воскликнул Мороз, поворачиваясь к шоферу.
— Да уж это что говорить! Только будто в аду побывали, а теперь прямо в рай — красота какая!
Машина вынеслась на чудесную Кзыл-Белесскую дамбу. Вокруг, как пять братьев, возвышались караулившие ее горы Беш-ака.
Оставив в стороне городок Суфи-курган, дорога спускалась к горбатому каменному мосту. Это место особенно нравилось капитану своей исключительной величавостью и красотой. Перед глазами открылись два глубоких ущелья, на дне которых клокотали два бурных потока. Один был ярко-коричневого цвета от растворившихся в его водах горных пород. Другой- прозрачный, как слеза, цвета голубой лазури. Пена в нем белела, будто снег. У моста оба потока, с бешеным ревом вырываясь из ущелья, соединялись вместе, каждый сохраняя свой цвет. Так они неслись рядом, сверкая на солнце, один — словно разбавленный кровью, другой — прозрачный, голубой, как небо.
«Так и в жизни бывает, — подумал Мороз. — Живут люди, встречаются, а что у них в душе? У одного: светлые стремления, как в этом голубом потоке; идет человек к своей цели с ясным сознанием высокого долга… Другой, как вот этот мутный поток. Да только не распознаешь его сразу, как поток, — одежку-то он носит такую же, как и все. Задача нелегкая…»
Миновав мост, машина нырнула в Бель-Аулинское ущелье. Не так давно здесь совсем не было дороги. Сейчас она вилась по узкому карнизу, вырубленному в отвесных скалах. Тесно прижимаясь к ним, шоссе шло над самой пропастью, огражденное от нее только каменной стеной. Высокие, крутые скалы, слегка одетые зеленью арчи, повисли над ущельем. Внизу, среди камней, шумела река. На каменистом берегу зеленел кустарник, цвели облепиха, барбарис.
…Давно Мороз не был в Оше. И если бы не дела в штабе погранвойск, нескоро, пожалуй, пришлось бы попасть в город. Граница не пускает.
За мыслями Мороз не заметил, как машина въехала в предместье Оша, промчалась по центральным улицам, и только когда переезжали мост через реку Ак-буру, капитан очнулся от громкого шума воды и вспомнил, что его просил зайти подполковник Шестаков.
Шестаков радушно поднялся из-за стола, протягивая руку капитану.
— Садитесь, Дмитрий Михайлович.