На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986
Шрифт:
Вот каких строк испугалось всесильное атомное государство:
«В приемной послышались шаги… и в комнате появилась Тройка в полном составе — все четверо. Председательствующий Лавр Федотович Вунюков, члены Хлебовводов и Фарфуркис и научный консультант Выбегалло.
Машина завертелась. Объявлено первое «дело»: старикашка Эдельвейс Петрович — изобретатель. С изобретателем расправились быстро. «Смерть ему!» — взревел Лавр Федотович.
В дальнейшем перед тройкой предстал Константин с другой планеты, затем птеродактиль Кузьма, ящер Лизка, который так и не вышел из озера, далее
Фантастика, как видите, чистая фантастика!
Еще более фантастичен Константин, представитель другой планеты. Он хочет мира, Константин, а заодно просит помочь ему уехать обратно. Словом, детанта он хочет, наивный Константин.
А что на это особая «тройка»? «Психологический разрыв не позволяет нам составить правильное представление о целях вашего прибытия сюда, мы не понимаем, зачем вам нужна дружба и сотрудничество с нами». Поэтому решение принимается воистину государственное: «Всякий корабль, появившийся в сфере достижения наших средств, будет уничтожаться без предупреждения».
Дела и далее вершатся в духе: «Смерть ему!»; положительные герои пытаются вмешаться в процесс мышления тройки при помощи специального прибора — реморализатора. Фантастика это, в конце концов, или не фантастика?!
«Не берет!» — горько произнес у меня над ухом Эдик… — Плохи дела, Саша… Нет у них морали, у этих канализаторов».
Окончательную характеристику современной «тройке» руководителей дает… белая грязная коза, которую приводит лесник Феофил.
«Это вот Хлебовводов, — сказала коза, — … профессии, как таковой, не имеет… За границей был… в сорока двух странах. Везде хвастался и хапал. Отличительная черта характера — высокая социальная живучесть и приспособляемость, основанные на принципиальной глупости и на неизменном стремлении быть ортодоксальнее ортодоксов…
— Расскажите что-нибудь, — попросил Хлебовводова Феофил.
— Ошибки были, — быстро сказал Хлебовводов. — Люди не ангелы. И на старуху бывает проруха. Конь о четырех ногах и то спотыкается. Кто не работает, тот не ест…
— Понял, понял, — сказал Феофил. — Будете еще ошибаться?
— Ни-ког-да! — твердо сказал Хлебовводов».
Думаю, столь научно-завершенных и лаконичных портретов «номенклатуры» в реалистических романах было немного. Коза «прыгнула» выше реалистов.
Со вторым членом «тройки» у нее и у лесника Феофила вообще разговор короток:
«— Как вы насчет лжесвидетельствования? — спросил Феофил.
— Боюсь, что этот термин несколько устарел, — сказал Фарфуркис. — Мы им не пользуемся.
— Как у него насчет лжесвидетельствования? — спросил Феофил козу.
— Никогда, — сказала коза. — Он всегда свято верит в то, о чем свидетельствует.
— Действительно, что такое ложь, — сказал Фарфуркис. — Ложь — это отрицание или искажение фактов. Но что есть факт?.. Можно ли вообще в условиях нашей невероятно усложнившейся действительности говорить о факте?»
Однако едва коза начала задавать свои вопросы самому председательствующему Лавру Вунюкову, как Хлебовводов воззвал к милиции.
Коза с бесовскими глазами,
И поделом ей! Осудить руководящую «тройку»! Самого Лавра Вунюкова, говорящего языком Косыгина и других правительственных лиц: «Мы имеем заявить… Мы имеем подчеркнуть… Мы имеем уверить…» Самого председательствующего, который действует только от имени народа: «Народ нам скажет спасибо, если эти задачи мы станем выполнять еще более активно, чем раньше. Народ нам не простит, если эти задачи мы не станем выполнять еще более активно, чем раньше».
«Задерните штору! — предложил каменнолицый Лавр Федотович. — Народу это не нужно».
Конечно, народу не нужны такие произведения, и ЦК партии, как мы знаем, не пощадил сибирские редколлегии, не сразу сообразившие, почему вдруг всемирно известные писатели оказались со своими рукописями в Сибири.
Второе произведение, «Улитка на склоне», всполошило власти не менее прежнего. Невинный жанр фантастики отныне стал, в глазах политических руководителей, опаснейшим троянским конем.
В самом деле, давно не было в России фантастики столь прозрачной.
Над обрывом, у края таинственного леса, высится Управление. Лес — сама жизнь со всеми ее сложностями, а Управление — сказочно невежественное руководство лесом. «Невежество испражняется в лес. Невежество всегда на что-нибудь испражняется».
Отношения властей с населением предельно ясны. «Стоит нашим отрядам появиться вблизи деревни, как они бросают дома, все имущество и уходят», — жалуется Беатриса, чиновница из группы помощи местному населению. «Мы пытались одеть их по-человечески. Один умер, двое заболели…» «Я, например, предлагаю отлавливать их детей и организовывать специальные школы».
Сатирическим разоблачением повесть «Улитка на склоне», однако, не исчерпывается. Она глубже и… безнадежнее. Может быть, это самая грустная книга современности.
Главный герой произведения по фамилии Перец, естественно, только и мечтает о том, как вырваться из Управления, которое искореняет и отлавливает. Он отправляется к директору с тайной надеждой отпроситься. Ждет своей очереди, в которой происходит многозначительная перепалка:
«Секретарша сказала:
— Перец, ваша очередь.
— Как моя? — удивился Перец. — Я же четвертый.
— Внештатный сотрудник Перец, — повысив голос, сказала секретарша. — Ваша очередь.
— Рассуждает… — проворчал кто-то.
— Вот таких нам надо гнать… — громко сказали слева. — Раскаленной метлой…
— Чует кошка, — сказали в приемной.
— Сколько веревочке ни виться…
— И вот такого мы терпели!
— Извините, но это вы терпели. Я его в первый раз вижу.
— И я, между прочим, тоже не двадцатый…»
Эпизод поистине фантастический, фантасмагорический… как сама действительность, давшая тысячи и тысячи подобных. Шельмование Пастернака и Солженицына людьми, которые книг их и в руках не держали, а до этого рукоплескали любому убийству, любой передовой «Правды», даже если она призывала пролить «пуды крови» врагов народа, — была и такая передовая. От нескончаемого кошмара и алогизма происходящего люди… перестали размышлять.