На лоне природы
Шрифт:
— Курица, дв яичницы, полсотни раковъ, три самовара, ночлегъ… считалъ съемщикъ. — За водку и пиво я уже отдалъ. Два прозда… Ну, три рубля.
— Что вы, сударь, помилуйте… улыбнулся мужикъ.
— Баринъ шутятъ, прибавила баба. — Они мн отдльно на фунтъ кофею общали дать.
— Такъ сколько же? Я не знаю, право… Ну, вотъ вамъ четыре рубля.
— Это, то-есть, вы безъ прозда считаете? спросилъ мужикъ.
— Какъ безъ прозда? За все четыре рубля. Вчера насъ въ колонію возилъ, вотъ и сегодня на станцію отвезешь.
— Что
— Что ты, что ты! Лавочникъ предлагаетъ за сорокъ копекъ меня на станцію возить.
— Такъ вдь то лавочникъ. У него все равно лошадь на желзную дорогу порожнемъ ходитъ. А меня вы отъ дла оторвали вчера. Да сегодня нужно полдня потерять.
Съемщики совсмъ смшались. Они посматривали другъ на друга и не знали что отвчать.
— Вся бда, разумется, въ томъ, что мы съ вами за все про все раньше не уговорились, сказалъ наконецъ съемщикъ.
— Да ужъ это кажиный человкъ долженъ самъ понимать, отвчалъ мужикъ.
— Ну, а я не знаю здшнихъ цнъ. Объясни мн, сколько же я вамъ долженъ!
Мужикъ подумалъ и началъ считать:
— За два прозда, чтобы ни вамъ обидно не было, ни мн — ну, два съ полтиной…
— Господи Боже мой! воскликнула съемщица.
— Рабочая пора теперь, барыня. Я полосу пахалъ. Лтомъ мы дешевле возимъ.
— Сколько же за курицу?
— Ну, рубликъ.
— Да вдь она шесть гривенъ въ Петербург стоитъ, а здсь деревня…
— То, барыня, въ Петербург. У насъ курица ноская. Вдь она яйца несла. Помилуйте, за что же я ее кормила-то всю зиму? подхватила баба. — Теперь, сами знаете, какая пора. Нешто весной крестьяне куръ ржутъ?
— Вдь это же безбожно рубль за курицу! пожималъ плечами съемщикъ.
— А дрова-то? А горшокъ-то околачивали? А баба-то около печки елозила? высчитывалъ мужикъ. — Ну, да ладно, восемь гривенъ. Два съ полтиной и восемь гривенъ — три тридцать. Яишенки дв — ну, рубликъ. Четыре тридцать. За раковъ полтинникъ положите. Четыре восемь гривенъ.
— За тридцать штукъ таракановъ, которыхъ вы называете раками, полтинникъ! возмущался съемщикъ.
— Да вдь въ Питер-то въ трактир, баринъ, дороже платите.
— Это чортъ знаетъ что такое! Разв можно сравнивать здшнее мсто съ петербургскимъ трактиромъ!
— Отчего же-съ? Тамъ, по крайности, торговля-то каждый день, а мы когда у себя господъ-то видимъ! Въ кои-то вки придется мужику заплатить, да еще хотите сквалыжничать! Сколько я насчиталъ? Четыре восемь гривенъ? Ну, три кринки молока, три самовара, хлбъ, ночлегъ… Давайте за все безпокойство семь рублей. На станцію на пар даже отвезу, закончилъ мужикъ.
— Да вдь это разбой. Вдь этого Европейская гостинница въ Петербург не возьметъ, а ужъ на что та дорогою считается, старался доказать съемщикъ.
— Меньше ужъ ни копйки взять нельзя.
— Меня-то, баринъ, не забудьте, напоминала баба. — Вы мн на фунтъ
— Что тутъ длать? спрашивалъ съемщикъ жену.
Та сидла раскраснвшаяся отъ волненія.
— Да дай имъ за все пять рублей, тогда ужъ это по царски будетъ, сказала она наконецъ.
— Не возьму, барыня, отрицательно покачалъ головой мужикъ. — Помилуйте, зачмъ же шильничать?
— Ну, вотъ теб шесть рублей — и иди и запрягай лошадь. Скорй вонъ отсюда. Нтъ, вы здсь умете драть.
Съемщикъ досталъ изъ бумажника дв трехрублевыя бумажки и положилъ ихъ на столъ. Мужикъ взялъ ихъ, свернулъ, положилъ въ жилетный' карманъ и даже не сказалъ спасибо, а нахмурился и вышелъ изъ комнаты.
— Такъ запрягай же, пожалуйста, скорй, повторилъ съемщикъ мужику.
— Не поду я. Съ кмъ хотите, съ тмъ и позжайте, сухо отвчалъ тотъ изъ другой комнаты. — Намъ тоже даромъ не расчетъ возить.
— Вотъ это хорошо, вотъ это мило… Взять деньги, а потомъ…
— Не бралъ я съ васъ за отвозъ на станцію. Вы и такъ-то мн не доплатили.
— Пойдемъ къ лавочнику. Лавочникъ насъ свезетъ, говорила съемщица мужу и поднялась съ мста.
Съемщики одлись и стали уходить. Баба вертлась около.
— Меня-то, барыня, не забудьте… Вдь вы мн на кофей общали. Вдь я около вашей милости цлый день терлась. Въ три мста васъ водила. Дтей бросила.
— Мы за все заплатили съ излишкомъ, отрзалъ съемщикъ.
— Милый баринъ, да вдь мужъ мн не дастъ на кофей, ни копйки не дастъ.
Съемщики вышли на дворъ. Мужикъ стоялъ поодаль и курилъ трубку.
— А еще господа! А еще имъ, какъ путнымъ господамъ, двадцать пять штукъ раковъ въ телжку на гостинецъ положилъ! бормоталъ онъ.
Съемщики не отвчали и направились къ лавочнику. Баба шла сзади.
XXIII
— Однако, какое же это будетъ здсь дешевое житье! Да здсь все втридорога. Здсь дороже, чмъ въ Петербург. Здсь за курицу пришлось восемь гривенъ заплатить, говорила съемщица мужу. — И это деревня, глушь, это лоно природы! Вотъ ты восторгался-то здшними мстами, радовался, что не увидишь ни докучливыхъ продавцовъ-разносчиковъ, ни парголовскихъ и другихъ пригородныхъ алчныхъ мужиковъ. Да здшніе мужики хуже всякихъ разносчиковъ, а парголовскій мужикъ передъ ними овца.
Съемщикъ молчалъ.
— Недоумваю, какъ мы здсь лто жить будемъ. Да тутъ на насъ цлый походъ лавочникъ и мужики предпримутъ, чтобъ ободрать насъ какъ липку, продолжала съемщица.
— Нтъ, сударыня, будьте покойны. Лтомъ мы куда дешевле за все беремъ. Вдь ужъ это такъ только, что вы у насъ остановились, утшала ее неотстававшая отъ нихъ баба. — А будете лтомъ постоянно у насъ брать и раковъ, и рыбу, какую мы наловимъ, и молоко, то мы не будемъ дорожиться.
— На грошъ мдный я у васъ никогда ничего не возьму!