На мягких лапах
Шрифт:
– Вот!– радостно сказал юноша, словно не для нас, а для себя его принес, ставя миски перед Икаром. – Для тебя и для твоей киски. Пейте, молоко свежее, утреннее.
Я после слова "киски" резко вскочила на лапы и стремительно подошла, зарычав:
– Не смей меня так называть, двуногий!
– Чего это с ней?– удивленно спросил парень почему-то у Икара.
Тот опустил голову, лукаво на меня глянул исподлобья и со смешком спросил:
– Что с тобой? Моя киска.
Я зарычала и прыгнула на него, но ирусан ловко отпрыгнул в сторону, а потом вновь
– Ты заметил?
– спросила я, медленным, ленивым шагом принявшись обходить его со спины.
– Четырнадцать, - ответил Икар, вторя за мной, от чего мы принялись ходить по кругу.
Мы сделали четырнадцать шагов, а потом одновременно прыгнули, но не друг на друга, а в сторону, где лежала сумка, к которой из кустов тянула чья-то волосатая длань. Руку, конечно, тут же все увидели, и недавний шум и гам продолжился, только с двойной силой. Казалось, что жители этой деревушки целыми дня сидят возле своих дверей, чтоб в случае чего тут же одновременно выпрыгнуть на улицу, стоит кому-нибудь что-нибудь крикнуть. Хотя, если вспомнить, в Венеции было что-то похожее. Сейчас, правда, кричали не: "Помогите, рожаем!", а "Лирка, твой Фронька опять за старое взялся!". Лирка - полноватая женщина лет пятидесяти - выбежала одной из первых, вся выпачкана в муке и со скалкой в руках, которой она тут же и огрела хозяина волосатой руки, зло закричав:
– Ты же мне клялся! Ты же обещал меня больше не позорить! Пьянчуга, воронье, свинья!
Кто-то сдал мужчин, которые были с ним, и Лирка тут же на них набросилась, вместе с уже их женами и другими женщинами. В руках у них был разное и грозное оружие: сковородки, скалки, поварешки, метлы, кочерги и другой первопопавшейся и очень опасный, но в тоже время очень необходимый в быту инвентарь.
В общем, получили мужики сильно, да и хозяину волосатой руки еще и сын трактирщика в глаз дал, чтоб неповадно было у их дорогих гостей красть. Разборка упокоилась так же быстро и стремительно, как и началась. Кто вернулся обсуждать это происшествие в трактир, кто разбрелся кучками по домам, а кто еще куда-то по своим делам умчался. И на этот раз возле трактира остались лишь сидеть на лавочке бабушки, все восхищенно глядевшая на нас малышня и собственно мы, в компании с заботливым юношей, который принес нам еще по миски молока, потому что те в пылу ссоры затоптали.
– Вы на деревенских наших мужиков не серчайте,– извиняющееся сказал он, умиленно наблюдая, как мы лакаем молоко. – Деревня - это как одна большая семья, а как говориться: " в семье не без урода".
Икар посмотрел на него и плавно махнул хвостом: мол, да что уж там. Юноша нерешительно протянул руки и замер в ожидании. И спустя задумчивую
– Ее же недавно покрасили, наверное, она не хочет, чтоб вы вымазались.
Раздраженно дернув хвостом, я развернулась и направилась на траву, которая из-за краски стала зелено-серой, так и не допив молоко.
Икар, вдоволь наигравшись с детворой, присоединился ко мне примерно через полчаса, и так как он был из породы наглых и любознательных, то тут же задал вопрос:
– Почему ты не любишь детей двуногих?
– Ты проницательный, - хмыкнула я, раздраженно дернув хвостом.
– Должность обязует, - с повышенной серьезностью ответил кот, гордо выпячивая грудь вперед, словно она вся была усеяна медалями за прилежную службу.
– И что у тебя за должность?
– спросила я в желании съехать с неприятной для меня темы.
– Я ирусан самого капитана дневной стражи!
– с такой возвышенностью ответил Икар, словно быть чьим-то ирусаном и впрямь являлось гордое и важное дело.
– Да уже почтительная должность, - с сарказмом ответила я, закатив глаза и дернув хвостом.
– Ты и впрямь можешь собой гордиться.
Кот с обидой глянул на меня и со злостью ответил:
– У нас помогать стражи - это очень гордое занятие, которое является еще и очень опасным. Не многие получает шанс вступить в стражу, и для моих родителей это была большая гордость, когда Гертанская в прошлом году взяла меня к себе в напарники, из-за моего удивительного нюха.
– Который тебе сделали двуногие, для того чтоб облегчить свою жизнь, - скучающим голосом закончила я, да еще и зевнула, намекая, что разговор с ним меня утомляет.
Икар посмотрел на меня, чуть склонив голову набок, и серьезно спросил:
– А что по твоему мне делать? Может начать ненавидеть из-за этого двуногих, свою семью и себя? Мстить им, убивать их, или попросту сдаться тварям, только из-за того, что в детстве мне в молоко подмешивали зелье?
– Живу, - просто и ответила я.
– Я и живу, так как мне нравиться! И получаю от жизни удовольствие и радость, зная, что я помогаю, и неважно ноги у него или лапы. Мы все живые создания, и все мы живем под одним небом.
Мы синхронно подняли головы вверх, устремив взгляд на чистое, голубое небо, которые бывает только после дождя.
– В чем-то ты прав, - сказала я, а потом неожиданно для себя стала говорить то, о чем не рассказывала даже ему.– Мне еще не было и полгода, когда моих родителей убили, а меня и еще четверых малышей, вывезли на рынок. Моих братьев и сестер купили сразу, знающие как приручить ирусанов охотники, а вот меня из-за белой окраски никто не хотел брать, пока меня не увидела она. С виду милая девочка, дочь вампира и эльфийки, а на деле монстр, который любил наблюдать за болью. Я прожила там пять лет, а потом убежала, изуродовав ей лицо. Только потом я поняла, что не стоило этого делать, так как спустя два года она нашла меня и мох первенцев... взяв с собой дюжину охотников и трех волкодавов. Меня она не стала убивать, а просто отпустила... на прощанья счастливо улыбнувшись...