На нас смотрят Звезды
Шрифт:
Если французский язык был языком любви, а немецкий языком войны, то для Ивана испанский всегда казался вороньим языком. Для рассуждений у него не было времени. В мгновение он перемахнул через низкую ограду и оказался под балконом пылающей хазиенды.
Молоденькая сеньорита металась по балкону, а из дверей и окон наружу валил густой черный дым, среди которого вырывались языки оранжевого пламени. Солидная дубовая входная дверь была заперта изнутри. Разбить окно первого этажа значит разгерметизировать помещение, что мгновенно увеличит тягу. И будет это подобно небольшому взрыву. В отчаянии он просто стал под балконом и протянул вверх свои сильные руки.
Он кричал ей на английском и жестами приглашал прыгнуть. А она каркала на своем испанском.
Девичья фигура уже перебралась через парапет, но в ее карих глазах отчетливо был виден страх высоты, заставлявший ее стиснуть пальцы за перила мертвой хваткой. От напряжения белые косточки на запястьях пальцев девушки становились синими – прыгать вниз она не собиралась.
Уже заныла шея от высоко поднятой головы, когда Иван услышал вырвавшийся из его груди голос.
– Прыыыгай сссука.
И как в кадре замедленного действия эта изящная фигурка отделилась от балкона и, растопырив свои руки и ноги, начала ускорение вниз. От порыва ветра ее юбка раскрылась как парашют немецкого диверсанта, обнажая загорелые формы ее бедер и тонкую полоску белой ткани ее нательного белья.
Все это так и накрыло Ивана. Удар был настолько сильным, что казалось его плечи оторвались вместе с руками, а позвоночник просто провалился ему в штаны…
Аромат магнолии, под куст которого они упали, смешивался с ароматом девичьей плоти. Ему – старому морскому волку, этот запах кружил голову. Сеньорита еще в полете потеряла сознание, и теперь, ее прекрасное бесчувственное тело находилось в его объятиях. В его хрупком сознании, отягощенном долгими морских переходами и нахождения в замкнутом железом пространстве, уже возникли те безобразные сцены любви от которых ему стало стыдно.
– Нет, – подумал Иван, – так нельзя. Не потому, что уже сбегаются вокруг люди и за несколько кварталов слышны сирены спешащих пожарных машин и скорой помощи. Не потому что он не успеет сделать это. Просто, она была так прекрасна и божественна, что казалось достаточно лишь прикоснуться к ней губами и вдохнуть ее аромат, чтоб стать счастливым.
Бесчувственная прекрасная незнакомка лежала в его объятиях и он был счастлив. А сирены пожарных машин и скорой помощи звучали все ближе и сильнее. Их тон нарастал по доплеровскому эффекту и… постепенно сменился тоном звенящего каютного телефона?..
На ощупь во тьме, спросонья он потянулся за трубкой,
– Да? – спросил он.
– Господин капитан, господин капитан, прошу вас, срочно поднимитесь на мостик, – взволнованный голос старшего помощника с мольбой звал сквозь треск статического электричества и радиопомех.
Щелкнув прикроватный светильник, Иван первым делом свесил ноги. Он успел взглянуть на часы, когда повинуясь инерции от невидимой силы, он оторвался от уходящей из под его тела кровати и невольно вскочил на ноги. Пробыв в подвешенном состоянии долю секунды, он почувствовал как его тело тяжелеет, будто оно наливается свинцом и если б не выпрямленные его ноги, наверное он давно бы уже сидел на полу под тяжестью своего веса.
И снова провал, и снова взвешенное полу невесомое состояние полета. Потом цикл повторялся. И это каждые десять, двенадцать секунд. Пять, шесть раз в минуту или пять, или семь тысяч раз за сутки. Кто однажды испытал это, тот на всю жизнь заболевал морем.
Что-то не то, – думал Иван, – что-то не так. Половина четвертого на часах, еще не вахта старпома, а второго помощника. Да и качает нас как-то не обычно.
Один пролет по трапу он поднимался с остановками и двигался лишь когда судно уходило вниз.
– Ну што тут у вас дети мои? – спросил он, буквально вваливаясь через проем входной двери на мостик.
В рулевой рубке как обычно было темно, хоть глаза наколи. Гудел репитер гирокомпаса, шумели вентиляторы компьютеров электронных карт и радаров, щелкало реле автопилота управления рулевой машины.
Вот зашипел НАВТЕКС распечатывая очередное навигационное предупреждение. К нему добавился более шумный принтер Инмарсата Си. Ничего необычного для глубокой ночи – рутинные радио передачи.
– Хэави Свэлл господин капитан, – сказал старпом.
– Если не по-украински как обязывает флаг под которым мы бороздим моря на этой посудине, то говорите хотя бы по-русски, – поправил его Иван.
– Необычно высокая зыбь господин капитан, – повторил старпом и поспешил добавить, – скоро снова выйдет Луна и вы сами сможете увидеть.
Зеленый лучик радара бегал по кругу экрана, оставляя необычно огромную засветку. Рефлекторно Иван взялся за ручку потенциометра подавления морских помех, но рукоятка больше не вращалась – она уже стояла на максимуме. И в этот момент за лобовыми иллюминаторами кромешная тьма просветлела. Появились очертания корпуса судна и далее чуть справа по носу лунная дорожка.
Такого он еще ни когда не видел в своей морской практике. Серебро лунной дорожки огромными зигзагами уходило высоко к небесам и там, на гребне волны обрывалось.
– Ни хренна себе, – он ни когда не матерился и вообще он был уверен в том, что в данный момент он ничего не произнес вслух.
Но все присутствующие в рубке слышали его голос, и от этого у них не стало легче на душе. «Сорри если я сказал это вслух это плохо, – подумал Иван, – нужно контролировать свои эмоции».
Уцепившись двумя руками за поручни, он заворожено наблюдал, как нос судна поднимался на гребень набегающей волны. Высоко висевшая в небе луна опустилась на нок передней мачты, затем еще ниже так, что на желтом диске нок судовой мачты вместе с реей образовали зловещий крест. Затем луна убежала обратно вверх, а на ее месте поднялся стеной бледно голубой вал следующей волны, и удар…
– Ни чего себе, – снова повторил Иван, – почему раньше меня не позвали.?