На нашей улице
Шрифт:
Мальчик мотал головой, тогда Абзый Марат резко толкнул его в спину так, что Василий покатился кубарем.
– У, шайтан! Прибью!
Абзый Марат вошёл в подвал, загремели вёдра, упала метла. Дворник скрылся в полумраке, освещаемом одной лампочкой. Василий потёр ушибленное плечо и в нерешительности заглянул внутрь. После ужина Падликом зверюга наверняка стала ещё крупнее. Сейчас она накинется на дворника… Её огромная морда с выпученными глазами уже приподнялась на складчатой шее. Лапы напружинились в предвкушении прыжка.
В
Бабка взволновалась: «Что же это такое! Плачет и не говорит, в чём дело. Ах, вот оно что! Валандался с хулиганами, пререкался с дворником и хотел пойти в подвал!»
Сразу три преступления числились за Василием, и с этим надо было как-то бороться.
Однако бороться у бабушки не получилось, и чтобы хоть немного успокоить внука, она призналась: «Знаешь, Васенька, а про жабу-то я придумала. Нету никого в нашем подвале. Ну, может, кошки или крысы есть. Эти поганцы везде завсегда. А жабы нет. Жабы вообще в подвалах не живут, они в затоне живут. Но туда ходить нельзя, это далеко, с мостика упадёшь. А в подвале наш дворник самогон гонит, прячет свой аппарат, вот и всё».
Конечно, всё это были пустые отговорки, и Василий всё прекрасно понимал, но на душе стало немного легче. К вечеру пришла соседка и радостно сообщила, что Падлик нашёлся. Его сняли с электрички, и далеко-то не уехал беглец. Бабушка радостно кивала и мелко крестилась. Она достала припасённый самогон и налила себе и подруге.
Пока две старухи праздновали, Василий крадучись вышел из квартиры. С собой он прихватил фонарик и обломок кирпича. Конечно, огромное страшилище нельзя было прибить таким несерьёзным оружием, но оглушить – вполне можно.
Дверь подвала была не заперта и даже приоткрыта. Василий осторожно толкнул её и перешагнул порог. Он бесстрашно светил впереди себя фонариком.
Подвальная часть здания оказалась заваленной всяким хламом, и пройти под домом было никак не возможно. Только маленькая часть дурно пахнувшей территории была расчищена и отгорожена от остального пространства грудой кое-как сколоченных ящиков. Василий чуть не налетел на топчан, накрытый ватным одеялом. На нём храпел и побулькивал пьяным брюхом Абзый Марат. В углу на двух табуретах громоздилась горячая плитка с перегонным кубом, от которого к запотевшему баку и каким-то ёмкостям тянулись трубки-щупальца.
Самогонный аппарат не был похож на жабу. Василий посветил во все уголки, но другого страшилища не нашёл. Вылезая из-под топчана, мальчик увидел, как сонный Абзый Марат уставился на него одним мутным глазом. Василий застыл на четвереньках с фонариком
– Ах ты, шайтан! Энгре бэтек! – взревел дворник.
Василий вскрикнул и, не поднимаясь с четверенек, как таракан бросился к двери.
***
«Фонарик я потерял, башкой стукнулся. Ты уж меня не подведи!» – мальчик держал ладони ковшиком, в котором уютно сидела коричневую жабку. Тут, у затона таких было много, Василий выбрал самую крупную. Бабушка не разрешала сюда приходить, но её авторитет сильно поколебался. Мальчик любовался выпученными глазкам, шероховатой, а не скользкой кожей с тёмными бугорками, трогательными беспомощными лапками. Вокруг звучал нестройный хор затона, шелестел камыш. Василий посадил жабку в стеклянную банку из-под кофе и принёс её в подвал.
Чтобы попасть внутрь, мальчику не надо было открывать дверь. Небольшое щелистое окно было гостеприимным. Василий прислушался, но как шлёпнулась на пол жабка, не услышал.
С довольной улыбкой мальчик вернулся домой. Бабушка спала сидя за столом, уронив седую голову на руки. Василий прошёл мимо к себе в комнату. Лёжа на диване, он мечтал о том, как завтра снова будут искать Падлика, но уже безуспешно, как наконец покатится по ступенькам откушенная круглая голова Абзыя Марата. Жабка сожрёт многих, а потом выберется из подвала.
КИСЕЛЬНАЯ ПРИДУМЩИЦА
Классуха монотонно пилила Таню: «Ты стала невнимательной, ты плохо готовишь уроки, ты завалишь экзамены. Да, я знаю, что в твоей семье проблемы, что мама с отцом… Но кому ты бросаешь вызов? Ты поможешь маме, если останешься на второй год?»
Таня круто развернулась на каблуках и вышла из класса. Уши у неё горели, шея покраснела. Она напоминала себе молодую кобылу, из ноздрей которой валил пар. Наверное, так она и выглядела в глазах классной руководительницы: сноровистая, упрямая, фыркающая. Таня понимала, что надо потерпеть, осталось два месяца до экзаменов и всё! Она уйдёт в педучилище. И уж там-то всё будет по-другому. Но на язык просились злые и обидные слова.
– Татьяна! Вернись! Мы не закончили! – голос Нэлли Борисовны заглушил стук двери.
– Ну, – спросила Сушкова, – вышел толк?
– Вот именно! Вышел. Осталась одна бестолочь, – Таня отряхнула брюки, испачканные мелом, видимо, задела классную доску, когда выбегала за дверь, – классуха меня совершенно не слушала. Она упрекала меня за тройки. Откуда же пятёркам взяться, если я вся на нервах? Да ещё эта Крыса у меня списывает! Почему я должна с ней сидеть? Она – двоечница, от неё воняет! А классуха нагло мне ответила, что я всё выдумываю.