На «Орле» в Цусиме: Воспоминания участника русско-японской войны на море в 1904–1905 гг.
Шрифт:
Гибель двух русских броненосцев, опрокинувшихся килем кверху, не является исключением. Можно утверждать, что такая же судьба постигла бы не только корабли адмирала Того, но и вообще все броненосцы мира при аналогичных повреждениях. Поэтому тактика командования в бою должна предотвращать путем маневрирования накопление губительных повреждений и должна сознательно использовать уязвимые стороны в конструкции кораблей противника для нанесения удара. Рожественский с первого момента пассивно подчинился инициативе противника, предоставив ему возможность концентрировать огонь всей боевой колонны на отдельных кораблях. Между тем слабейший из двух противников должен восполнить недостаток своих сил искусным маневрированием и активной тактикой в бою.
Мой доклад вызвал горячую полемику со стороны офицеров штаба Рожественского, которые отрицали губительную роль маневра адмирала в момент завязки боя.
Меня поддержали офицеры «Орла», в особенности Славинский и Щербачев. Но, к сожалению, мои выводы не могли быть подкреплены соображениями остальных корабельных инженеров с наших передних броненосцев, так как все они погибли на своих кораблях. Только здесь, в Киото, я окончательно узнал, что флагманский инженер Политовский не был спасен вместе со штабом адмирала, как я надеялся, а остался на «Суворове» и с ним погиб. На «Бородино» погиб мой близкий друг Шангин, а на «Ослябя» Змачинский. Повидимому, остался жив только Лохвицкий, который был на «Олеге» в штабе Энквиста и с крейсерами попал в Манилу.
В результате моего доклада ко мне обратился флаг-капитан адмирала Небогатова и просил побывать в их лагере, так как мои выводы и наблюдения были бы чрезвычайно интересны для адмирала.
До сего времени я совершенно не знал Небогатова. Все отзывы офицеров 3-й эскадры, совершивших с ним поход до соединения с Рожественским, характеризовали его как опытного и толкового моряка, твердого человека, прекрасного организатора и хорошего знатока навигационных условий Дальнего Востока. В полную противоположность Рожественскому, он не страдал манией самогипноза, не считал, что подчиненная ему эскадра держится только его волей и руководством. Небогатов умел объединить своих командиров и офицеров, вызвать их широкую инициативу и использовать всякое разумное предложение. Выполненный под его командованием блестящий переход 3-го отряда старых броненосцев от Либавы за трехмесячный срок и хорошая подготовка личного состава вполне доказали его высокие качества как адмирала. Печальная судьба, постигшая в бою остатки разбитой эскадры, которыми ему пришлось командовать, менее всего могла быть отнесена за счет его личных ошибок. Ему выпала горькая участь возглавить разбитую эскадру в безнадежном состоянии и расплатиться за чужие грехи.
26 августа. Позавчера я побывал у Небогатова и имел с ним весьма длительную беседу об обстоятельствах Цусимского боя и его результатах.
Небогатов собрал весь бывший свой штаб, командиров кораблей его отряда и некоторых старших специалистов. По предложению адмирала я вкратце повторил сущность своего доклада, охарактеризовав условия снаряжения, похода и подготовки к бою 2-й эскадры, а затем откровенно изложил свой взгляд на причины разгрома ее в Цусимском бою. При этом я старался разграничить последствия неудовлетворительного материального состояния кораблей и влияние тех ошибок командования, которые привели нашу эскадру к гибели при безнаказанности противника. После ряда вопросов, относившихся к условиям боевой подготовки 2-й эскадры, Небогатов, взволнованный темой беседы, стал рассказывать мне все наиболее важные этапы из истории снаряжения и похода 3-го броненосного отряда. Особо он остановился на встрече с адмиралом Рожественским и на мотивах, заставивших его сдать последний отряд разбитой эскадры 15 мая.
Перед боем никаких извещений и директив от командующего он не получил, хотя Рожественскому должно было быть ясно, что в бою Небогатов является заместителем командующего, так как Фелькерзам умирал. С Рожественским он виделся всего один час, когда явился к нему на «Суворов» 26 апреля с докладом после соединения 3-го отряда с эскадрой у берегов Ван-Фонга.
Во время этого свидания Рожественский совершенно не касался дальнейших задач соединенной эскадры и не дал Небогатову никаких указаний о назначении его отряда в бою. Вся беседа касалась лишь «общих знакомых в Петербурге». Через час адмиралы расстались, причем Небогатов вынес впечатление, что Рожественский не желает в первый же день затрагивать основные вопросы дальнейших действий соединенной эскадры. Он был уверен, что такое деловое совещание или специальный военный совет с флагманами и командирами будет созван командующим в ближайшие дни.
Однако Рожественский ограничился до боя лишь приказом о включении четырех броненосцев Небогатова в состав боевой колонны в качестве 3-го броненосного отряда и об откомандировании крейсера «Владимир Мономах» в состав отряда крейсеров адмирала Энквиста.
Небогатов до последнего дня ждал вызова на заседание военного совета, особенно в последний день перед боем, когда, в связи с маневренными учениями эскадры, для этого была полная возможность. Небогатов имел в виду решительно настаивать на выборе маршрута кругом Японии для прорыва через Лаперузов пролив под берегами Сахалина. Он считал, что в это время года есть все шансы встретить туманную погоду и проскочить через пролив незамеченными японцами, а в случае боя иметь столкновение с противником вблизи своих берегов. Он подтвердил, что решение Рожественского идти кратчайшим путем через Цусиму было принято им единолично, без совещания с флагманами и командирами кораблей.
Перед боем Небогатов не был предупрежден, что командование объединенной эскадрой переходит к нему в случае выхода из строя «Суворова». В бою, получив приказ о переходе к нему командования, Небогатов, приняв руководство, собрал оставшиеся корабли и, согласно приказу Рожественского, повел их к Владивостоку. Ночью при отражении минных атак он убедился, что Рожественский не приучил свою эскадру держаться в строю без огней, лишь с кильватерными фонарями, что корабли неправильно пользовались прожекторами и только открывали свое присутствие атакующим миноносцам, что миноносцы Рожественского не выполнили своего боевого назначения и прятались позади кораблей, что быстроходные крейсера, имевшие возможность прикрыть ночью боевую эскадру, оторвались от нее и были заняты только собственным спасением.
Все это вскрыло, что за семь месяцев похода 2-я эскадра не была спаяна Рожественским, не имела никакого представления о тактике боевых действий, не была способна проявить активность и инициативу без указаний адмирала.
Глава XLI. Мое столкновение с адмиралом Рожественским
10 сентября. Прошел первый месяц жизни в лагере Киото. Наша группа орловцев тесно сплочена, занимает смежное помещение в храме, служащем нам бараком, делится всеми новостями с Родины, получаемыми в письмах, и продолжает совместные работы, посвященные изучению обстановки и обстоятельств Цусимского боя. Нам удалось приобрести японские журналы на английском языке, в которых приведены сообщения японских офицеров о ряде выдающихся боевых эпизодов. Мы достали рапорт адмирала Того на английском языке о действиях японской эскадры в бою и сделали полный перевод его на русский язык. Эти данные еще раз подтвердили правильность тех общих выводов, к которым пришла наша орловская группа.
Японское военное издательство выпустило альбом со снимками огромных повреждений броненосца «Орел». Этот альбом помог мне закончить составление точного эскиза его обоих бортов с наружными повреждениями и указанием калибра попавших снарядов. Общий итог попаданий показал, что в броненосец попали 42 снаряда 12-дюймового калибра, причем в большинстве случаев взрывы этих снарядов оказались парные. Они были нанесены залповой стрельбой из одной башни.
Число попаданий 8– и 6-дюймовых снарядов достигло 102, а всего, следовательно, «Орел» выдержал 144 снаряда от 6– до 12-дюймового калибра и остался в строю, сохранив ход, управление и половину артиллерии. Это может служить доказательством его достаточно высокой боевой живучести и стойкости. Вполне оправдала себя и система броневой защиты, образованная двумя броневыми поясами от носа до кормы с общей высотой в 11 1/2 футов на миделе и двумя сплошными броневыми палубами, примыкающими к нижней и верхней кромкам поясной защиты. Однако конструкция крепления броневых плит к корпусу оказалась явно неудовлетворительной. Даже при беглом осмотре корабля после боя мне пришлось обнаружить броневые плиты, сорванные с болтов и сдвинувшиеся со своих мест вследствие расстройства креплений их к корпусу. При ударе в край плиты тяжелого фугасного снаряда и его взрыва происходит поворот плиты вокруг ее центра тяжести, ближайшая к точке удара кромка вдавливается в борт, а противоположная сторона отрывается откреплений внаружу с разрывом болтов и гужонов.
Мир уже заключен, но в нашей жизни заметных перемен не произошло. Нам только разрешено ездить в окрестности Киото и посещать наших товарищей, размещенных в лагерях Осака, чем мы и поспешили воспользоваться.
С моим переездом в Киото я попал в самую гущу офицерской морской среды. Офицер гвардейского экипажа с броненосца «Генерал-адмирал Апраксин» лейтенант С. Л. Трухачев счел своим «офицерским долгом» доложить адмиралу Рожественскому о том, что офицеры его эскадры «марают честь мундира» и вступают в «боевую организацию».