На отмелях
Шрифт:
Грохочущий выстрел из восемнадцатифунтового орудия, прозвучавший почти над его головой, прервал его слова. Круглое облачко дыма лениво развернулось и повисло в воздухе непода леку от фока-рея. Лингард, полуобернувшись, смотрел на дым, вившийся над берегом. Картер молчал, сонно глядя на яхту, к которой они приближались. Лингард смотрел на дым с таким напряжением, что почти забыл, где он находится, пока голое Картера, крикнувший над его ухом: «суши весла», не вернул его к действительности.
Они уже были в тени яхты и подплывали к ее трапу. Взгля нув вверх, владелец брига увидел лицо джентльмена с длинными бакенбардами и выбритым подбородком, пристально глядевшего на него в монокль, перегнувшись через борт. Становясь ногой на нижнюю ступеньку, Лингард все еще видел, как над берегом подымается густой клуб дыма, но уже через какую-нибудь секунду нижняя часть колонны оторвалась от земли и поднялась над неровной линией деревьев. Затем колонна расползлась в бесформенную массу, понеслась к морю и одиноким, зловещим облаком поплыла в далекую синеву неба.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. «БЕРЕГ УБЕЖИЩА»
Берег, у которого маленький бриг стоял на якоре, как бы охраняя высокий остов яхты, ничем не бросался в глаза. Это — земля, лишенная формы. Она тянется вдаль неопределенными очертаниями, без мысов и обрывов, длинная и низкая. Когда резкие порывы северо-восточного муссона гонят над морем косые струи дождя, эту землю едва видно под серым небом; ее темные, неясные очертания кажутся тогда сплошной прямой полосой, расплывающейся в воздухе. В долгую пору безоблачных дней она представляет узкую ленту земли, словно вдавленную в ровную поверхность вод и приплюснутую тяжестью неба, необъятный свод которого, опираясь на нее, очерчивает линию столь же ровную, как морской горизонт.
Несмотря на свою близость к центрам европейского влияния, это побережье было издавна известно среди вооруженных морских бродяг под именем «Берега Убежища». На картах оно не носит никакого названия, и географические справочники не упоминают о нем, но неудачники-авантюристы безошибочно находят дорогу в его маленькие бухты.
Подступы к нему чрезвычайно трудны для нового человека. Когда на него смотришь с моря, бесчисленные островки, окаймляющие главный остров, сливаются в один сплошной фон без единого отличительного признака, который помог бы найти путь среди запутанных проливов. Можно сказать, что в двадцатимильном поясе моря, окружающем это низкое побережье, гораздо более коралловых рифов, ила, песка и камней, чем самой воды. Именно здесь, среди внешних отмелей, застряла яхта и произошли события, связанные с ее крушением.
В рассеянном свете занимающегося дня светлело на западе морское пространство, — сонное, гладкое, серое, под блеклым небом. Прямая полоса берега отбрасывала тяжелый пояс мрака на мелкие воды, по которым в этот последний час умирающей ночи не проносилось ни единого трепетания зыби. Низкие купы кустов на песчаных мелях казались огромными в слабых сумерках рассвета. Вдоль бухты скалистого островка, бесшумные, как тени, двигались две фигуры — мужчина и женщина. Через минуту они остановились у самого края воды. Позади них, между циновок, с которых они поднялись, тихо тлела небольшая кучка догорающих углей.
Они стояли прямо, не шевелясь, и только головы их слегка двигались справа налево, обозревая серую пустыню воды, где вздымался кверху, в двух милях от них, остов севшей на мель ях ты, темный и почти бесформенный в предрассветных сумерках.
Обе фигуры смотрели вдаль, не обмениваясь ни звуком. Вы сокий человек стоял, опершись о длинный ствол ружья; у жен щины волосы рассыпались по плечам и почти достигали пояса. Рядом с ними листья ползучих растений, свисавшие с верхушки крутого утеса, не шевелились и в неподвижности своей походи ли на фестоны из камня. Слабый свет, открывавший глазу толь ко белые песчаные отмели и неясные группы маленьких остро вков, разбросанных у темной линии берега, глубокое молчание, застывший воздух, — все это еще более подчеркивало одиночество этих двух человеческих существ. Побуждаемые беспокойной надеждой, они поднялись на самой заре, чтобы взглянуть на лицо моря, еще укрытое покрывалом тумана.
— Ничего! — со вздохом произнес наконец мужчина, словно пробуждаясь от долгого раздумья.
Он был одет в куртку из грубого синего ситца, какие обыкновенно носят бедные рыбаки. Куртка была широко расстегнута на его мускулистой груди, темной и гладкой, как бронза. Из-за поношенного саронга, крепко обернутого вокруг бедер, торчал с левого бока выложенный золотом эфес из слоновой кости, насаженный на стальной клинок, которого не постыдился бы никакой раджа. Замок и ложе его ружья блистали серебром. Красный с золотом платок, повязанный на его голове, был из дорогой материи, какую прядут высокорожденные женщины в домах вождей; золотые нити его, однако, потускнели, а шелковая ткань раздергалась на складках.
Мужчина стоял, закинув голову назад и полузакрыв веки, скрывавшие блеск его глаз. На лице его не было растительности, нос был короткий, с подвижными ноздрями, а беспечно — добродушная улыбка проложила легкие морщинки у уголков его полных губ. Высокая фигура его дышала небрежным изяществом. Тем не менее в беспечном лице и в спокойных жестах мужчины чувствовалось внимание и настороженность.
В последний раз окинув залив внимательным взглядом, он повернулся лицом к восходящему солнцу и стал ходить по эластичному песку. Волочившийся по земле приклад его ружья чертил глубокую борозду. Угли совсем заглохли. Он задумчиво взглянул на них и затем крикнул через плечо оставшейся позади него женщине, все смотревшей на море:
— Огонь погас, Иммада.
При звуке его голоса девушка двинулась к циновкам. Ее черные волосы свисали, как плащ. Ее саронг, нечто вроде юбки, которую носят и мужчины, и женщины, был расцвечен по обычаю страны серыми и красными клетками, но в костюме ее не хватало пояса, шарфа, верхней накидки и женского головного убора. Черная шелковая куртка, похожая на куртку знатного мужчины, была застегнута на груди и плотно прилегала к ее гонкой талии. Край высокого, шитого золотом воротника подпирал шею. На ней не было ни ручных, ни ножных браслетов, и хотя она носила мужскую одежду, при ней не было никакого оружия. Руки ее облегали чрезвычайно узкие рукава, с небольшим разрезом у кистей, золотым шитьем и рядом маленьких золотых пуговиц. Смуглая и подвижная, она шла короткими шагами; на бесстрастном маленьком лице горели оживленные глаза, и дугообразный рот был крепко сжат. Вся фигура ее, строгая и грациозная, дышала пламенной решимостью юности, — той поры бытия, когда жизненный путь с его надеждами и упованиями только еще начинается.
Это было как раз в день прибытия Лингарда, когда бриг, задержанный штилем, появился на отмелях лишь поздно утром. Мужчина и женщина, надеявшиеся увидеть долгожданный парус с первыми же лучами восходящего солнца, были разочарованы; не зажигая огня, они вернулись к своим циновкам. У самых ног их виднелся челнок, вытащенный из воды и для большей безопасности привязанный травяным канатом к длинной пике, которая была крепко воткнута в белый песок бухты. Волна прилива тихо лизала опущенную в воду корму.