На перекрестке больших дорог
Шрифт:
Затворническая жизнь показалась ей невыносимой. Она больше не могла оставаться в кровати, и, когда старуха вернулась, Катрин была на ногах.
– Одень меня, – потребовала Катрин, – я хочу выйти. – Старуха посмотрела на нее недоверчиво, потом отрицательно покачала головой и показала пальцем на дверь комнаты, выходившую в круглый зал, где жил Ла Тремуй. Катрин поняла, что старуха ничего не будет делать без приказа.
– Позови хозяина, – сказала Катрин сухо, – скажи, что я хочу его видеть.
Испуганный вид женщины, стоявшей перед ней, не вызвал у Катрин никакого сочувствия.
– Я сильнее, чем ты, – сказала она с угрозой. –
Решительный вид Катрин вынудил старуху выйти из комнаты, тщательно прикрыв дверь. Катрин подошла к маленькому окошку, приподнялась на цыпочки, чтобы посмотреть во двор. Из своей кровати, освещенной узким лучом света, она видела только полоску замечательного синего неба и чувствовала свежий воздух, который проникал в комнату через овальное окно уже нагретым и ласковым.
Она увидела блестящую ленту реки, зеленую траву и несколько деревьев на острове Сен-Жан. Какая-то птица прочертила небо быстрыми крыльями, и Катрин охватила сумасшедшая мысль: сбежать из этой крепости, окунуться в самую гущу этой пробудившейся, победоносной весны. Ее проснувшаяся молодость настоятельно требовала жизни, сметая одним ударом жажду мщения, амбиции, заботу о завтрашнем дне. Ах! Вот если бы иметь совсем маленький домик с цветущим садом и жить в нем спокойно с сыном и любимым человеком! Почему же судьба отказала ей в таком простом выборе, предоставив его многим женщинам?
Возвращение старухи прервало ее грустные размышления. Горничная принесла одежду. В сопровождавшем ее слуге Катрин с радостью узнала Тристана.
– Хозяин не может явиться, – заявил он нейтральным тоном, даже не глядя на Катрин. – Он разрешил, чтобы ты оделась и пошла погулять по двору. Но Криссула должна сопровождать тебя. Ты останешься под ее наблюдением и вернешься, как только она прикажет.
В голосе фламандца звучали угрожающие нотки.
– Старайся подчиняться, дочь Египта, потому что нехорошо противиться хозяину.
Катрин приняла покорный вид и скромно ответила:
– Я буду покорной, мессир. Хозяин добр ко мне. Он еще что-нибудь сказал?
Умоляющий взгляд Катрин встретился с серыми неподвижными глазами Тристана, в которых пробежала искра.
– Да, он выразил радость, что ты вернулась к нормальной жизни. Он просил передать, что сегодня вечером у короля будет праздник, но ты еще слаба, чтобы там танцевать. Поэтому он придет после праздника сегодня ночью… удостовериться, что здоровье вернулось к тебе.
Неприятная дрожь пробежала по телу Катрин. Она поняла. Сегодня вечером Ла Тремуй явится с притязаниями на свои права. И поскольку он придет после веселого вечера, то будет пьян, даже наверняка пьян, значит, мало что будет соображать. Перспектива не радовала Катрин. Между тем Тристан, строгий и высокомерный, как подобает слуге в большом доме, вынужденному иметь дело с чернью, направился к двери. Он остановился, обернулся и, держась за ручку двери, небрежно произнес:
– Ах! Я забыл сказать, что твои личные вещи положили в кошель. Монсеньор с добротой относится к таким девушкам, как ты. Он хотел, чтобы тебе были возвращены все вещи.
Присутствие Криссулы остановило Катрин, желавшую поскорее заглянуть в кошель. «Все твои вещи». Но у нее ничего не было, кроме рваной рубашки, когда Жиль де Рец привел ее к себе. Да еще двух коробочек от Гийома, сохранившихся в кармане рубашки и переложенных ею после бани в полосатую далматику, бывшую сейчас на ней. О чем же тогда говорил Тристан?
После осторожного умывания – ей казалось, что за последнее время кожа и корни волос посветлели, – она оделась в чистое, но скромное платье из серой бумазеи, рубашку из тонкого полотна и косынку с нагрудником. Белый чепчик украсил голову. И, наконец, подпоясалась поясом, на котором висел большой кожаный тяжелый кошель.
По всей видимости, Ла Тремуй хотел, чтобы она ничем не отличалась от многочисленных служанок и не привлекала внимания жителей замка. Пристраивая кошель к поясу, Катрин немного волновалась. Она сгорала от любопытства, но плотная кожа не позволяла прощупать руками содержимое. Ей пришлось усилием воли заставить себя не раскрывать кошель. Увидев, что ей еще полагается широкая накидка из тонкой шерсти, она набросила ее на плечи и знаком показала Криссуле, что готова к прогулке.
Старуха открыла дверь и пошла впереди Катрин через огромную, богато обставленную комнату главного камергера – настоящий дворец из золота, где даже занавески у кровати и подушки на скамейках отливали волшебным блеском благородного металла. Потом они вышли на узкую лестницу донжона. Здесь было темно, и руки Катрин под накидкой торопливо изучили содержимое кошеля: там лежал носовой платок, четки, несколько монет. Потом она нащупала трубочку пергамента и, наконец, предмет, заставивший ее руки затрястись от радости, они еще и еще раз ощупывали его, чтобы убедиться, что это был кинжал с гербом Монсальви, который она оставила вместе с костюмом пажа. Сердце Катрин наполнилось горячей благодарностью к Тристану. Он все предусмотрел, обо всем подумал! Этот человек действительно заботился о ней и догадался, что она хочет первой нанести удар…
Катрин легким шагом спустилась по последним ступенькам, идя сзади Криссулы, семенившей ногами, словно мышка. Она была свободна! Свободна в выборе жить или умереть, убить или помиловать. Выйдя во двор, Катрин посмотрела на небо, залитое солнечным светом. Теперь она имела в руках оружие, чтобы разделаться с противником, нанести карающий удар! И последствия не имели для нее никакого значения.
И все же Катрин не совсем потеряла голову от радости и по-прежнему сгорала от нетерпения узнать, что было написано на кусочке пергамента. Наверняка Тристан сообщал важную новость. Но как же прочитать записку? Может быть, сказаться больной и вернуться назад? Нет, еще рано! Это покажется подозрительным. Лучше подождать. На полчаса раньше или позже, это не имело никакого значения.
В просторном дворе замка было многолюдно. Отряд лучников направлялся на обзорную тропу вокруг крепостной стены, солнечные лучи блестели на их железных шлемах. На крутом подъеме, ведущем к широкой арке ворот, где уже была поднята решетка, появились повозки, груженные дровами. Они медленно тянулись в направлении высоко приподнятого двора. Им навстречу шли к реке прачки, гордо неся на головах корзины с бельем. Около величественного, но мрачного королевского дома собралась группа охотников на лошадях. На руках в толстых перчатках они держали соколов, головы которых были накрыты колпачками, и, судя по всему, ожидали охотника высокого ранга. Словно стайка болтливых попугаев, группа придворных дам в высоких головных уборах направлялась в сад. Катрин, сопровождаемая старой Криссулой, побродила среди этой толпы, вкушая удовольствие от тепла ласкового солнца.