На пороге Будущего

Петрова Анастасия Владимировна

Он сжал руками ее голову, прислонился лбом к виску.

— Ты и меня напугала. Я думал, ты не вернешься.

Она вдруг заметила, что его трясет. В тот же миг Пеликен быстро, почти грубо сбросил ее с себя, вскочил на ноги.

— Я распоряжусь, чтобы тебе принесли поесть, — сказал он хрипло и побежал к двери.

Замер, оглянулся — щеки алеют, глаза горят диким огнем. Все еще во власти бреда, она уже открыла рот, чтобы позвать его вернуться, — но он вышел, хлопнув дверью.

В последующие дни она то и дело уносилась внутренним взором на тот берег. Тело колдуна было торжественно похоронено под углями костра на мысу. Племена свернули прибрежные стоянки и ушли в глубь леса. Оставшихся на иантийском берегу добивали солдаты. Теперь можно было увести часть

людей на подмогу Халену. Он прислал царице приказ оставаться у Фарады до тех пор, пока не прибудет замена Эрии. Евгения прекрасно понимала, что это значит, но у нее был повод ослушаться этого приказа — теперь, когда дикари больше не нападали. Она очень устала, ей не хотелось никуда ехать. Казалось, сил не хватит даже чтобы вернуться домой, в замок. Но надо было поддержать Халена, ведь он устал еще больше. Царица снова тронулась в путь, и как всегда рядом были мрачный Пеликен и подруга Эвра. Ее муж теперь был в войске вместе с царем. Евгения просила ее вернуться в Киару, но та не захотела: «Когда ты рядом, мне легче ждать и надеяться, моя госпожа. Одна я с ума сойду».

В Хадаре переночевали и услышали последние новости. После измотавшего ее путешествия в мир лесных духов Евгения на время будто ослепла — у нее не было сил видеть далеко. Оказалось, войска Алекоса уже перешли Гетту и были сейчас в провинции Ферут. Наученные на опыте Матакруса, иантийские полководцы сменили тактику. Матакрус пал, потому что его жители не хотели сами сражаться и спасались под защитой крепостей, несли туда свое имущество, — а враги спокойно захватывали земли окрест и потом с помощью пушек брали города, в которых их ждала богатая добыча. Ианта не стала прятаться. Пушки казались непобедимым оружием, однако их у Алекоса не могло быть слишком много, их бы не хватило на все бесчисленные селения и городки. Каждый населенный пункт становился для захватчиков преградой. Мужчины от мала до велика выходили им навстречу, они были превосходно вооружены и полны желания отстоять свою землю. Огромное число воинов Алекоса полегло у стен Рос-Теоры, и он не имел уже той свободы маневра, которой столь умело пользовался в Матакрусе. Иантийцы изматывали неприятеля, сопротивляясь при каждом его шаге, они погибали, но забирали с собой множество жизней; они поджигали свои селения, если видели, что враг берет верх, и уходили к следующим, чтобы сражаться там. В лесах чужих воинов подстерегали ловушки, даже в открытых лугах многие гибли от спрятанных в траве самострелов.

Ходили слухи, будто царь Алекос уже несколько раз направлял к Халену своих офицеров с вызовом на поединок. Однако ни один из них до правителя не добрался. Иантийцы получили приказ не вступать с противником в переговоры и не признавать парламентеров. Мало-помалу они оттесняли степняков и шедизцев к югу, к горам. Тем теперь приходилось держаться кучнее. Способ ведения боевых действий отдельными отрядами, прекрасно работавший раньше, здесь приводил к большим потерям. Несколько отрядов пытались пробиться севернее и захватить дорогу на Киару. И пропали, будто в болоте увязли. В конце концов все силы Алекоса стянулись вместе, где-то на полпути между Ферутом и Дафаром, и направились по единственной дороге к древнему городу.

Евгения ждала в Дафаре. Когда она подъехала к городу, ее вновь охватило знакомое чувство тревоги. Теперь ей стало ясно, почему оно возникало каждый раз, стоило только ступить на эту унылую каменистую равнину, посреди которой стояла крепость, такая же унылая, будто выросшая из земли сама собой. Здесь все решится; здесь будет последняя битва — так говорило олуди вещее сердце. Ее чувства вновь обострились, и она воспринимала жизнь во всех красках, доступных ее взору. Она пыталась отгородиться от этого знания, но оно настигало ее повсюду, шептало о наступивших и будущих смертях. Это был конец Ианты, последние дни ее друзей и родных. Смерть ходила кругами вокруг Дафара, смерть смеялась над олуди, наполняла ее сердце чужой болью, и оно кровоточило день и ночь…

Первое сражение у Дафара состоялось, когда Хален прорывался мимо стягивающихся вместе вражеских полков к городу.

Ландшафт здесь был сложный: холмы, утесы и каменистые террасы, глубокие стремительные ручьи, и все это наполовину заросло старым седым лесом. Шедизцы получили приказ не допустить иантийского царя к городу. Иантийцам чудом удалось вырваться на ферутскую дорогу, где несколько отрядов под командованием Нисия загородили путь врагам, пока царь и остальные уходили к крепости. Венгесе погиб, прикрыв Халена от вражеской стрелы. Хален кричал сыну, чтобы тот покинул оборону и присоединился к нему. Но тот не слышал: прямо на него шел ряд отборных шедизских воинов в золоченых кольчугах, с высоким усатым командиром в центре, и Нисий устремился ему навстречу. С другой стороны послышались радостные крики своих. Оглянувшись, Хален увидел, как из городских ворот выезжает колонна всадников. Их предводительница уже врубилась в гущу врагов, ее меч мелькал подобно молнии, и высокий голос пел его боевой клич. Он поспешил к ней, забыл о сыне.

Они вместе прорубали себе путь к городу, который загораживали все новые сотни врагов, — он был пеший, она на Ланселоте, который тоже будто обезумел и крушил врагов копытами. В редкие секунды, подняв голову, Евгения пыталась разглядеть олуди Алекоса. Ей казалось, он должен сверкать в ином мире как звезда. Вокруг все было красно от ярости и совсем мало было синих пятен страха и малодушия. Но сколько она ни приглядывалась, ничего не увидела, кроме белого султана его шлема — в этом мире. Она позвала его по имени, но он не ответил.

Еще почти десять минут они удерживали врага у самых ворот, ожидая Нисия. Но он так и не появился, и царица велела укрыться за стенами. Бой был окончен, шедизцы откатились прочь. Город был невелик; солдаты и офицеры рассыпались по его узким улочкам, заняли все дома. Хален и Евгения прошли в свой дом и долго стояли посреди зала, взявшись за руки. Их погибшие товарищи остывали на белых камнях дороги, и царевич лежал там же, и вражеские воины уже сняли с них доспехи и оружие…

На следующий день к городским стенам подошли шедизцы с поднятыми щитами. В ответ взметнулись щиты на стене. Стороны выслали офицеров для переговоров, и решающее сражение было назначено на послезавтра. Алекос разрешил иантийцам забрать тела своих людей. К вечеру сотни факелов зажглись и на склонах холма, и в долине, где хоронили своих павших его воины, и горели до следующего вечера.

Нисий и Венгесе лежали рядом. Их хоронили на местном кладбище, просто, как рядовых солдат. Оперевшись на меч, ссутулившись, царь смотрел, как гробы опускают в могилы, вырытые в твердой почти как камень земле. Евгения проводила обоих в последний путь, произнесла слова прощальной молитвы, отдавая их духам, и спела плач. Когда ее голос затих, ему ответили далекие призывы диких гусей. Первый их клин в неприступной высоте направлялся на север, и души умерших наверняка были с ними… Она смотрела на них, пока не заслезились глаза, а потом пошла в госпиталь лечить раненых.

Вечером царь поднялся на крепостную стену, чтобы в подзорную трубу рассмотреть противника, чьи полки стояли вокруг белого шатра Алекоса.

— Ты же мечтал сразиться с ним, почему же не принял его вызов? — спросила Евгения.

— Потому что он на самом деле олуди, — ответил Хален, не отрываясь от трубы. — Мне многое нужно было успеть сделать перед тем, как встретиться с ним. А теперь послушай меня внимательно, Эви. Завтра здесь произойдет сражение. Если ты встретишься с ним, то погибнешь, мне не нужно видеть будущее, чтобы знать это. И я хочу, чтобы тебя здесь не было. В городе есть подземные ходы, ведущие далеко за стены…

— Даже я не могу знать, что станет со мной завтра, — перебила она. — Ты должен с ним сразиться. Но и мне придется рано или поздно с ним встретиться, и я не хочу ждать!

— Он сильнее тебя, Эви, — сказал Хален. Его постаревшее, черное от загара и горя лицо было неподвижно. — Пусть ты олуди, но ты женщина, и все твое боевое искусство перед ним как детский лепет. Он убил Бронка за две минуты. Там, где он проходит, вырастают горы изувеченных трупов. Я запрещаю тебе выходить на этот бой.