На пороге чудес
Шрифт:
Бовендеры приехали к ней. Почти неделю они выжидали после той неудачной первой встречи, но все-таки позвонили. Они хотели расспросить ее об Андерсе, ошибочно полагая, что Марина знает о его смерти гораздо больше, чем рассказала.
— Что вам написала Энник? — Барбара наклонилась к ней так близко, что Марина ощутила запах ее духов — смесь лаванды и лайма.
— Она сообщила, что он умер от лихорадки. И что она похоронила его там же. Это все, что я знаю.
Ресторан был слабо освещен, с цементным полом и сухими пальмовыми листьями над баром. В углу стояли два автомата для игры в пинбол; они трещали и звякали даже тогда, когда возле них не было играющих.
Барбара нервно помешивала в стакане тонкой красной соломинкой.
— Оттуда практически невозможно перевезти тело в Манаус.
— Но ведь люди как-то перевозят умерших даже из более удаленных мест, — возразила Марина. — Я понимаю, что доктор Свенсон лишена сентиментальности, но и она взглянула бы на ситуацию иначе, будь на месте Андерса ее муж. Жена Андерса хочет похоронить его на родине. — «Но больше всего ей бы хотелось, чтобы он никуда не уезжал», — мысленно добавила она.
— У Энник есть муж? — спросила Барбара.
— Я ничего не знаю об этом.
— Вы говорили с Энник о том, что нужно сделать с телом доктора Экмана?
Разговаривала в основном Барбара. Джеки занялся твердыми, солеными полосками плантайна, которые в Манаусе заменяли чипсы.
— Насколько я понимаю, у нее нет телефона. Она написала письмо, а когда оно пришло в «Фогель», Андерс был мертв уже две недели, — Марина пригубила фруктовый ромовый пунш, который Джеки заказал для всех. — Она написала письмо мистеру Фоксу.
Барбара и Джеки переглянулись.
— Мистеру Фоксу, — в один голос проговорили они неодобрительным тоном.
Марина поставила пунш на стол.
— Вы его знаете? — спросила Барбара.
— Он президент компании «Фогель», — ровным голосом ответила Марина. — Я работаю у него.
— Он жуткий?
Марина посмотрела на собеседницу и улыбнулась.
Честно говоря, она злилась на мистера Фокса. Он сдержал свое обещание и прислал ей еще один телефон, несколько разных антибиотиков и столько лариама, что его хватит на шесть месяцев. Если он намекал этим на что-то, то смысл намека ее не обрадовал.
— Нет, — ответила она бесстрастным тоном, — он вовсе не жуткий.
Барбара махнула рукой:
— Зря я спросила… Но вы поймите…
— Мы очень заботимся об Энник, — заявил Джеки, обкусывая край полоски.
Барбара энергично закивала; закачались ее длинные серьги, украшенные крошечными изумрудами. Она нарядилась к обеду; на ней был изумрудно-зеленый шелковый топ без рукавов. Такая красивая женщина. Вероятно, здесь ей нелегко, ведь здесь даже особо некуда пойти…
— Конечно, вы огорчены из-за смерти вашего друга. Мы и сами расстроились, но вины Энник тут нет. Просто она крайне сосредоточена на своей работе. Иначе она не может.
После приезда в Амазонию Марине стало казаться, что здесь запросто можно погибнуть от бесчисленного множества причин, и винить будет некого, разве что мистера Фокса — на него можно свалить что угодно.
— Я никогда и не считала ее виноватой.
Барбара восприняла ее слова с большим облегчением.
— Я рада! — воскликнула она. — Энник нужно понять, а когда поймешь, становится ясно, что таких, как она, больше нет. Вероятно, вы давно ее не видели или забыли. (Казалось, она знала такие вещи, которые просто не могла знать.) Энник — стихия, сила природы. У нее увлекательная работа, но вообще-то, к ней невозможно приложить никакие мерки. Что поразительно, она сама по себе явление, вы согласны? Я пытаюсь представить себе, что вот бы у меня была такая мать или бабушка, абсолютно бесстрашная женщина, которая видит мир без всяких границ и пределов…
Марина вспомнила, что когда-то думала то же самое.
У нее тоже возникала мимолетная мысль, сидевшая где-то в глубине сознания: «Что, если бы доктор Свенсон была моей матерью?»
И она тут же приказала себе позвонить перед сном матери, пусть даже это будет поздно.
— Но при чем здесь мистер Фокс?
— Он достает ее, — заявил Джеки.
Он словно внезапно проснулся и увидел себя в ресторане, в разгар беседы. Его голубые глаза ярко сияли из-под бахромы необычайно длинных ресниц.
— Он шлет ей письма, спрашивает, что она делает. Раньше звонил ей.
— Тогда-то она и выбросила телефон, — пояснила Барбара. — Еще за несколько лет до нашего приезда.
Марина сняла с ободка стакана ананасный ломтик, макнула в пунш и съела.
— Неужели это такая помеха? В конце-то концов, ведь она делает работу для него. Он платит за все — за ее исследования, квартиру, за этот обед. Разве он не имеет права спросить, как идут дела?
— Платит не он, — поправила ее Барбара. — Платит компания.
— Да, но он глава компании. Он нанял доктора Свенсон. Он отвечает за результаты.
— Разве человек, который продает картины Ван Гога, отвечает за живопись?
Забавно, подумала Марина, в свои двадцать три года она чувствовала то же самое и приводила бы такие же сомнительные аргументы. Тогда ее привлекали в докторе Свенсон именно темперамент и несокрушимая уверенность, с которой та шла по жизни, делала свои дела и была во всем непререкаемо права. Таких людей она больше не встречала — и, в общем-то, была этому рада.
Хотя порой и жалела.
— Думаю, что имя Ван Гога поможет ему выгодно продать картину. Но если он не будет торговать живописью долгое время, то…
Барбара положила прохладную руку на запястье Марины.
— Извините, — сказала она. — Мистер Фокс ваш босс, доктор Экман был вашим другом. Мне не стоило поднимать эту тему.
— Я понимаю вашу точку зрения, — ответила Марина, стараясь не злиться.
— Мы попробуем связаться с Энник, а если не получится, составим вам компанию, пока она не приедет в город.