На пороге чудес
Шрифт:
Надо еще учесть, что она жила больше недели в убогом отеле, носила одни и те же три одежки и вечерами стирала их в ванне. О красоте она и думать забыла, но эта квартира поразила ее именно своей красотой. Поэтому она искренне и бурно похвалила ее.
— Вы очень любезны, — сказала Барбара, идя с ней по коридору мимо небольших работ на бумаге, висящих в рамке на стене — их можно было даже принять за Клее. Коридор привел их в просторную гостиную с высоким потолком. Две пары высоких французских дверей открывались на балкон. Ветерок, которого Марина не чувствовала нигде в городе, шевелил края раздвинутых шелковых занавесок и доносил слабый запах то ли жасмина, то ли марихуаны. С высоты шестого этажа река казалась обрамленной мерцающими огоньками. Если не вглядываться, можно было подумать, что находишься в каком-то богатом и красивом городе…
— Квартира замечательная, — добавила Барбара, с бесстрастным видом оглядывая свое жилище. — Стены тут добротные, но, когда мы сюда въехали, тут был бедлам.
— Барбара проделала потрясающую работу, — вмешался Джеки, достал косячок и предложил Марине. Она покачала головой. Тогда он принес ей бокал белого вина и чмокнул ее в щеку, словно старую знакомую. Она с удивлением отметила, что поцелуй ошеломил ее даже сильнее, чем косячок. Джеки взмахнул руками и показал на стены:
— До нас здесь жила последняя ассистентка Энник. Она натянула гамаки по всей квартире, и в них спали ее сестры.
Барбара взяла у мужа косячок, позволила себе вдохнуть скромную порцию и выбила его в маленькую серебряную пепельницу. Немного выждала и выдохнула.
— Энник просто хотелось чего-то приятного. Это единственное, что она мне сказала. Конечно, захочешь комфорта, когда выбираешься из джунглей. Захочешь красивых простыней, мягких банных полотенец…
— Бокал приличного вина, — добавил Джеки и поднял свой бокал, предлагая всем выпить.
Во всем этом было нечто элегантное — на столике букет каких-то белых цветов (Марина никогда таких не видела), низкая кожаная скамейка перед таким же длинным белым диваном. Стены окрашены в голубоватый цвет, такой бледный, что, возможно, он и не был голубоватым, а весь эффект состоял в вечернем свете. Да и сами Бовендеры, их физические достоинства сочетались с изысканностью обстановки. Браслеты Барбары, казалось, были вырезаны из того же дерева, из которого были изготовлены доски пола, а если приглядеться, то цвет пола выгодно оттенял теплый цвет ее кожи.
Но все же трудно было представить доктора Свенсон сидящей на этом белом диване.
Марина усомнилась, что нога исследовательницы ступала на этот пол.
— Где вы живете, когда она приезжает в город?
Барбара пожала плечами:
— Иногда мы просто переходим в комнату для гостей. Все зависит от того, нужны мы ей или нет в тот момент. Если у нас появляется время, мы едем в Суринам или Французскую Гайану, где Джеки может заниматься серфингом.
— Мне нужно в Лиму, — сообщил он, радуясь, что беседа коснулась и его, пусть даже мельком. — Там обалденные волны. Вот только добираться из Манауса в Лиму самолетом жутко стремно. Скорее пешком дойдешь.
Марина подошла к балкону.
Она не могла оторвать глаз от реки. Густая бурая жижа превратилась ночью в хрустальное зеркало.
— Я и не ожидала, что в Манаусе бывает так красиво, — призналась она.
Не ожидала она и «Мерсо» и сделала еще один глоток, невольно подумав, сколько все это стоит. Впрочем, «Фогель» не разорится. Стоимость квартиры в Манаусе, где исследовательница практически не живет, была пустяком по сравнению с возможными доходами, которые обещало принести открытие доктора Свенсон.
— Вспомните, когда-то здесь крутились огромные деньги, — сказала Барбара. — Жизнь в Манаусе была дороже, чем в Париже.
— Они пришли, построили, ушли, — проговорил Джеки, рухнул на диван и положил босые ноги на кожаную скамейку. — Когда варка каучука в джунглях перестала приносить огромные доходы, они быстренько свинтили отсюда. К радости местного населения.
— Но в городе все-таки много классных зданий. Вот наше, к примеру, не уступит парижским или лондонским, — сказала Барбара. — А Никсон исполняет свою работу консьержа весьма профессионально. Я часто говорю ему, что он мог бы устроиться на работу в Сиднее.
— Никсон? — переспросила Марина.
— Серьезно, — подтвердил Джеки; его глаза слегка покраснели.
— Вот только письма он передает неисправно, — сказала Марина и вдруг сообразила: — Или вы их все-таки получали?
Барбара выпрямила спину.
В туфлях на высоких каблуках она была выше Марины.
— Нет, не получали. Я уже вам говорила.
Марина пожала плечами.
— Значит, во всем виноват Никсон?
— Вся почта попадает в почтовый ящик и ждет Энник, — Барбара вышла в другую комнату и вернулась, держа за ручки аккуратный металлический ящик. Вероятно, праздные особы заказывают такие ящики по каталогу где-нибудь в США, если им неприятно складывать почту в картонную коробку.
— Глядите, — сказала она, — я его даже не проверяю. Энник сказала, чтобы вся почта шла прямо в ящик. Так мы и делаем. Ящик стоит в ее кабинете. — Она поставила ящик на скамейку возле пяток своего мужа. На загорелых ногах Джеки виднелись более светлые полоски от ремешков шлепанцев. — Сначала я отвечала на письма, сообщала людям, что они не должны приезжать сюда, но потом Энник решила, что любой ответ все равно воспринимается как поощрение, и не велела мне больше отвечать.
— Людям не требуется поощрение, они все равно приезжают, — вмешался Джеки.
Марина подошла к кожаной скамье и села рядом с ящиком, а бокал с вином поставила на пол. Она не спрашивала позволения — просто сунула пальцы в ящик и стала рыться в письмах. Вскоре увидела собственный почерк на белых конвертах с логотипом отеля.
— Бовендер, — сказала она и бросила первое письмо на скамью. Потом нашла два других. — Бовендер, Бовендер.
Джеки вытащил письмо из конверта.
— Дорогие мистер и миссис Бовендер, — начал он.
— Пожалуйста, перестань! — воскликнула Барбара и закрыла уши ладонями. — Я чувствую себя полной идиоткой. С этого дня я буду просматривать почту. Честное слово.
Марина повернулась к ней:
— Вы и счета не оплачиваете?
Джеки покачал головой.
— Все счета поступают прямо в Миннесоту. Клянусь, так было заведено с самого начала.
Конечно, тут все нормально.
Марина вернулась к ящику.
С одной стороны аккуратно стояли журналы — «Харперс», «Нью-Йоркер», «Сайентифик Американ», «Медицинский журнал Новой Англии». Еще там была масса писем от «Фогель», письма из других стран, из университетов, госпиталей, фармацевтических компаний.