На пороге чудес
Шрифт:
Нет, домой она попадет еще не скоро.
Может, мистер Фокс и нашептывал ей всю ночь что-то на ухо, но, пока она спала, мир сдвинулся от аэропорта к речному порту. Решимость улететь домой, которую она чувствовала в ресторане, прошла, как проходит за ночь болезнь. Миннесота скрылась в голубом тумане вместе с другими мечтами.
Ложиться в постель ей не хотелось.
Хватит, належалась.
Подобно сомнамбуле, не проснувшись до конца, она собрала все, что надлежало вернуть Барбаре Бовендер — серое шелковое платье, испачканное по подолу, злосчастные туфли, шаль, заколки, — и положила в пластиковую сумку.
Потом выдвинула все ящики, выложила из них свои скудные пожитки и разложила кучками на комоде.
При этом она твердила себе, что главное — движение, что ей не столько нужно вернуться домой, сколько уехать из Манауса. Что она больше ни на день не останется в отеле «Индира»…
Пачку с письмами Карен она положила на три сложенные рубашки. У нее не было сумки для собственных вещей, но это волновало ее меньше всего.
К шести часам она оделась и вышла из отеля.
В утреннем городе бурлила жизнь — дети сидели на одеялах, перед ними лежали раскрашенные плошки, дудочки и браслеты из шариков. Женщины шли на рынок быстрее, чем в любое другое время дня. Собаки брели по обочинам дорог, осторожно, пригнув голову; ребра торчали на худых боках.
Казалось, во всем Манаусе спал только Никсон.
Он сидел за конторкой в вестибюле дома Свенсон — Бовендеров, положив голову на стол и вытянув перед собой руки.
Марина задержалась на минуту, глядя на его крепкий сон. Она испытывала к нему нежность и объясняла ее тем, что знала по имени лишь нескольких человек в городе. Он был хороший, хотя судить она могла лишь по его верности этому посту.
Она решила написать записку Бовендерам, нашла бумагу и ручку, но обнаружила, что не знает, что им написать. Поблагодарить она их не могла; в конце концов, они были чем-то вроде жюри присяжных, держали ее две недели в ужасном отеле «Индира», пока решали: можно ли ее допустить к доктору Свенсон. Или ей надо поблагодарить их за то, что они сумели решить это за две недели? Андерса они мариновали больше месяца, а его мальчишки ездили без него на велосипедах по весенней слякоти.
Марину отвлек от ее раздумий звук затрудненного дыхания Никсона.
Внезапно он перестал дышать.
Двадцать секунд, тридцать, она уже хотела встать и разбудить его, когда на сорок пятой секунде он всхрапнул, выгнул спину и задышал снова. Не просыпаясь, повернулся лицом в другую сторону.
Апноэ. Тут она ничем не могла помочь.
Она села в одно из кресел с подголовником, стоявших группой в вестибюле.
Если благодарить Бовендеров ей было не за что, то и сердиться на них она тоже не могла. В двадцать три года она тоже с радостью занималась бы тем же. Возможно, даже до сорока трех лет, если бы не определенные события. Без Бовендеров, напомнивших ей об этом, она бы, возможно, забыла, что такое увлекаться, любить принципы и яркую личность. Они были красивыми детьми, легкомысленными, способными на бесконечную ложь, и все-таки в их натуре было что-то стабильное, прочное. Она дорого дала бы, чтобы взять их с собой в джунгли.
В итоге она написала правду, какой она виделась ей в данную минуту:
«Мне будет не хватать вас».
Она написала на сумке их фамилию, положила двадцать долларов — стоимость чистки платья, потуже свернула сумку и оставила ее на столе, возле рук спящего Никсона.
Доктор Свенсон поднимается рано.
Если обход в госпитале начинался в семь, то она была у своей первой пациентки уже в шесть тридцать. Марине не хотелось встречаться с ней здесь — из опасения, что это будет выглядеть как навязчивость.
Она быстро отправилась к Родриго.
Там было многолюдно, как и везде. Она налила себе кофе из кофейника, стоявшего на прилавке, и выбрала нейлоновую спортивную сумку, солнцезащитный крем и спрей от насекомых.
Главное, не думать слишком рьяно о том, что ей понадобится, иначе она наберет себе полмагазина. Ведь все шло на счет «Фогель», вплоть до кофе.
Она взяла еще одну коробку пластырей, вторую пару шлепанцев. Когда вошли доктор Свенсон с Милтоном, она смотрела длину сетки, которую повесит над кроватью.
Первым их увидел Родриго.
Места для доктора Свенсон было недостаточно из-за женщин, пришедших за мукой и прочими вещами, которые можно было купить и потом. Он стал орать на покупательниц, торопя их, и никто из них не возмутился. Одни отложили отобранные товары и ушли, другие поскорее взяли с полок все, что нужно, и поспешили заплатить.
Может, они знали доктора Свенсон. Может, просто торопились куда-то.
Родриго, всегда все тщательно записывавший, на этот раз быстро окидывал взглядом кучку товаров и рявкал цену, и каждая женщина оплачивала ее без разговоров.
Доктор Свенсон ничего этого не замечала, ее подбородок был поднят кверху. В основном она интересовалась товарами с верхних полок — такие товары не пользовались каждодневным спросом у бразильцев. Она бормотала свои пожелания, а Милтон их записывал.
Марину она бы не заметила, даже если бы та покрасила себя желтой краской. Милтон, не отрывавший глаз от блокнота, тоже ее не видел.
Покупательницы одна за другой покидали магазин.
Марина подошла к прилавку последняя, чтобы добавить к своему счету отобранные вещи. Казалось, Родриго прочел ее мысли и положил рядом с сумкой еще одну шляпу, три хлопковых носовых платка, несколько упаковок леденцов «LifeSavers».
— Вы рано поднимаетесь, доктор Сингх, — сказала в потолок доктор Свенсон.
Милтон удивленно поднял глаза.
— Вы здесь! — воскликнул он. — Значит, я вычеркну из списка то, что я должен вас утром отыскать.
— Ведь вы сказали, что будете здесь рано, — ответила Марина. — А мне тоже нужно кое-что из вещей.
— В Амазонии нужно бесконечно много всего, — сказала доктор Свенсон. — То, что не сжирают насекомые, быстро гниет. Вот почему у нашего друга Родриго так процветает бизнес. Здешняя природа обеспечивает постоянный круговорот. Но все же, если вы улетаете сегодня, вам лучше делать покупки уже дома, а тут купить разве что сувениры.
Ей ничего не осталось, как сказать доктору Свенсон, что она поедет с ней.
Казалось, это ее не удивило.
Она приняла это известие, как нечто неприятное и ожидаемое:
— Вы говорили с мистером Фоксом.
Марина посмотрела на высокие стеллажи, удивляясь, что профессор могла там разглядеть.
— В любом случае мне нужно забрать вещи Андерса.
— Изюм, — сказала доктор Свенсон Милтону, и тот сделал очередную запись. — Тапиока.
Она снова повернулась к Марине: