На пороге чудес
Шрифт:
Мокрые туземцы влезли на палубу и выпрямились. Они были в нейлоновых шортах и майках с рекламой американской продукции — «Найк» и «М-р Бабл», а ростом гораздо ниже Марины, но выше доктора Свенсон. Один из них носил шляпу «Петербилт». Они шлепали ладонями по спине и плечам Истера, словно гасили на нем огонь. Их было семеро, потом прибавились еще двое, и все пронзительно орали.
Черная вода вокруг лодки бурлила от пловцов.
Время от времени Истер поворачивал прожектор и светил на воду; мужчины задирали головы и махали. Никто не мог обвинить Истера, что он плыл прямо на них, но когда медленно плывшая лодка задевала чью-то голову или плечо, мужчина просто нырял под нее и появлялся в другом месте (если допустить, что выныривал тот же человек).
Сколько лодок встречали туземцы с таким энтузиазмом за свою жизнь?
Один из лакаши посмотрел на Марину снизу вверх и, не глядя ей в глаза, потрогал мокрой рукой ее щеку. Двое других гладили ее волосы. Четвертый провел ладонью по ее руке, провел слишком нежно, чтобы она могла это терпеть.
Она словно попала к слепым.
Когда пятый туземец дотронулся до ее груди, доктор Свенсон резко ударила в ладони.
— Хватит, — заявила она, и туземцы отскочили, наступив на ноги задним, которые ждали своей очереди.
Все умолкли и посмотрели на доктора Свенсон.
В этот момент Марина поняла две вещи: лакаши не говорят по-английски и не знают слова «хватит», но, несмотря на такую помеху, они сделают все, что им скажет доктор Свенсон.
От металла в голосе профессора пульс Марины забился чаще, чем от мокрых рук туземцев. В конце концов, те не казались ей опасными, а двигало ими скорее любопытство. В их иерархии доктор Свенсон была несомненным авторитетом, и Марина чувствовала себя ближе к туземцам, чем к своей бывшей преподавательнице.
— Ступайте! — приказала доктор Свенсон и махнула рукой за борт лодки. Один за другим лакаши послушно прыгали в воду, часто — на головы своих собратьев.
— Это необычайно тактильные люди, — сказала она, когда последний лакаши исчез в фонтане брызг. — Они не мыслили ничего дурного, когда вас трогали. Просто для них не существует того, чего они не могут потрогать.
— Но вас-то они не трогали, — заметила Марина, вытирая лицо рукавом.
Доктор Свенсон кивнула:
— Они уже знают, что я — существую.
У берега виднелась узкая пристань.
Истер ловко подвел к ней лодку.
Тогда мужчины отдали женщинам горящие палки и окончательно пришвартовали лодку, потом схватили коробки, ящики и багаж и унесли все это в ночь. Многие хлопали Марину по плечу или останавливались, чтобы дотронуться до ее головы, но работа есть работа, и никто из них не задерживался.
Теперь пели одни женщины, а когда Марина с Истером и доктором Свенсон уходила с лодки, они подняли над головой факелы, чтобы лучше освещать дорогу. На них были домотканые платья-рубашки тусклой расцветки, а волосы заплетены в длинные косы. На груди они носили младенцев в куске ткани, дети постарше цеплялись за их ноги, за подолы, и в их черных глазах отражались огни.
Доктор Свенсон тяжело шагала по тропе в джунгли, кивая время от времени женщинам, выражавшим свой восторг пением гласных. Дети трогали брюки Марины, женщины прикасались пальцами к ее ушам и ключице. Иногда какой-нибудь малыш тянул руки к доктору Свенсон, и тогда мать поспешно их убирала.
— Они ведь не могли знать, что вы сегодня вернетесь, — заметила Марина, стараясь держаться ближе к доктору Свенсон. Она даже осмелилась взять ее под руку. — Иногда вы задерживаетесь в Манаусе на две-три ночи.
— Иногда я живу там неделю, — добавила доктор Свенсон, глядя перед собой. — Мне не очень это нравится, но так бывает.
Перед ними на тропе появилась беременная женщина и отогнула низкую ветку.
— Если у них нет представления о времени, а вы никак не можете с ними объясниться, как они узнают о вашем возвращении?
— Они и не знают.
— Почему же тогда они устроили все это сегодня?
Доктор Свенсон остановилась и повернулась к Марине.
Множество огней разбивали тьму, и тени, как и голоса, доходили до них со всех сторон. То и дело кусок горящей палки падал на кучу листьев. Марина не понимала, почему до сих пор лес не превратился в кучку дымящейся золы.
— Они делают это каждую ночь, когда я уезжаю. Но точно не знаю, не интересовалась. Вы можете спросить об этом утром у доктора Нкомо. Сейчас я прощаюсь с вами, доктор Сингх. Истер поможет вам устроиться. Я устала.
После этих слов доктор Свенсон пошатнулась, и Марина крепче взяла ее под руку. Доктор Свенсон закрыла глаза.
— Со мной все в порядке, — сказала она и взглянула на Марину. Казалось, ей не хватало воздуха. — Иногда это бывает тяжелее, чем я думала.
Доктор Свенсон протянула руку, и стоявшая у тропы женщина со спящим на груди младенцем и двумя близнецами, ухватившимися за ее юбку, повела ее куда-то в ночь. Когда доктор Свенсон ушла, все огни и звуки удалились вместе с ней. Вокруг фонаря, который она держала, образовалась толпа.
Вскоре Марина оказалась в темноте совсем одна.
Ей бы побеспокоиться о докторе Свенсон, окруженной туземцами, а она подумала о копьеголовых змеях — где они спят, на земле или на деревьях, а если на деревьях, то распрямляются ли они ночью, или так и спят, свернувшись кольцом?
Она попыталась следовать за толпой, чтобы остаться со светом, но, сделав несколько шагов, уже не знала, куда ступить. Вокруг нее все трещало и ломалось. Мелкие колючки цеплялись за одежду, кто-то полз по ее шее. Она уже собиралась закричать, но увидела свет. От пристани в ее сторону падал длинный луч.
Фонарик!
Ей показалось, что она в жизни не видела более яркого признака цивилизации!
Ясно, что к ней шел Истер.
Он не играл фонариком, как это сделал бы всякий мальчишка. Он направлял луч только на тропу, а не в глаза Марины и не на верхушки деревьев. Подойдя, он взял ее за руку, и они вместе пошли дальше в джунгли. Марина шла за мальчиком и ставила ноги туда, где только что ступал он. Истер убирал с их пути свешивавшиеся лианы и паутину, такую огромную и прочную, что в ней мог запутаться маленький поросенок. Все внимание Марина направляла на узкую тропинку и не смотрела, куда они идут. Наконец они остановились перед жестяным кубом на сваях.