На пороге чудес
Шрифт:
Расстегнув пуговицы, женщина помогла Марине снять рубашку.
Что сказал бы по этому поводу Андерс?
«Их яйцеклетки не стареют, понимаешь?»
Сколько детей родила эта женщина, сколько их в этом доме на сваях? Девчушка, у которой отобрали нож? Женщина, плетущая крышу? Мужчины, дожидающиеся, когда можно будет снова долбить лодку?
Подошла другая женщина и маленькой, не очень чистой тряпкой обтерла руки и спину Марины, обтерла ее живот и шею.
Дотронулась до лифчика и что-то сказала старушке.
Та буквально уткнулась носом в ложбинку между грудями и внимательно рассматривала кружевную отделку белых чашечек.
Доктор Нкомо взял на руки девчушку, деликатно повернувшись спиной к Марине, а мужчины-лакаши скрестили на груди руки и с интересом следили за происходящим.
Марину не волновало ни то, ни другое.
Ее ударил ножкой ребенок, матери которого было не меньше шестидесяти, а то и все семьдесят.
Девочка-подросток встала перед Мариной и подняла кверху руки.
Марина не сразу сообразила, что это не игра, а инструкция, и тоже подняла руки. Девочка явно намеревалась надеть на Марину платье-рубашку, но это у нее не получалось из-за их разницы в росте, и Марина натянула его сама.
В это время одна из женщин стащила с нее брюки и стала обтирать ее ноги. Марина покорно перешагнула через брюки, и их унесли.
Теперь Марина была одета, как все женщины-лакаши, в просторное платье-рубашку, достаточно широкое, чтобы в нем можно было проходить всю беременность. У лакаши платья были рассчитаны на материнство.
Без «молний» и пуговиц Марина выглядела как остальные женщины — кандидатом в сельский дом для умалишенных.
Марине платье оказалось значительно коротко; женщины показывали пальцем на ее колени и смеялись, как будто в этом было что-то скандальное.
Потом они сели на пол.
Марина села с ними и опять положила руку на живот женщины, дожидаясь, когда снова зашевелится ребенок.
Тем временем та, что плела крышу, зачесала волосы Марины назад и заплела их туже, чем когда-то заплетала их Маринина мать. Девочка-подросток откусила зубами перо пальмового листа и перевязала кончик косы.
Под рукой Марины плавал плод.
Судя по всему, срок беременности составлял около шести месяцев.
Марина сообразила, что не дотрагивалась ни до одной беременной с тех пор, как переменила профиль обучения.
Неужели такое возможно?! В конце концов, все те бесчисленные животы, которые она трогала во время интернатуры, — как она могла их забыть?
— Вы ведь знали о лакаши и о том, почему здесь работает доктор Свенсон. Андерс вам писал? — спросил доктор Нкомо.
Девчушка играла его очками, играла осторожно, просто складывала и распрямляла дужки.
— Писать-то писал, но мне как-то не верилось. Совсем другое дело, когда все видишь свои глазами.
— Вы правы, — согласился доктор Нкомо. — Я читал работы доктора Свенсон, но все равно очень удивился. Я очень много думал о репродуктивных особенностях москитов и недостаточно много о репродуктивных особенностях женщин. Знаете, что говорит моя супруга? Что если мы будем медлить и дальше с рождением ребенка, ей придется приехать сюда и жить у лакаши, чтобы забеременеть.
Марина потрогала тупую косу и попыталась сделать ее более рыхлой, чтобы не заболела голова.
— Я думала, что вы проводите исследования вместе с доктором Свенсон.
— Ах, — вздохнул доктор Нкомо, отбирая очки у девчушки (та опять зарыдала от огорчения). — Мы работаем вместе, но у нас разные сферы исследований. Они совпадают лишь частично.
Их хозяева внимательно следили за разговором и поворачивали голову то к Марине, то к доктору Нкомо, словно наблюдая игру в теннис.
— Что вы изучаете, доктор Нкомо?
— Пожалуйста, называйте меня Томас. Можно сказать так: в центре моего внимания находится нецелевая токсичность лекарственного препарата; правда, в данном случае, он не токсичен. В препарате выявлены и другие полезные свойства, не связанные с фертильностью.
Марине хотелось спросить, каковы другие полезные свойства препарата и кто оплачивает его исследования, но в этот момент на настил взобрался Истер, такой мокрый, словно только что искупался в реке. На его лице была паника, и Марина догадалась о ее причине.
Он был уверен, что она погибла.
Его глаза быстро обшарили комнату, скользнули мимо нее и ненадолго задержались на Томасе Нкомо.
Истер хотел уже спускаться вниз, и она поскорее встала.
Поняв, что это она — в таком платье и с заплетенными в косу волосами, — он одним махом одолел последние ступеньки лестницы. Его футболка растянулась от дождя, колени были измазаны грязью. Он принялся хлопать по ее рукам, бедрам, спине и не мог остановиться.
Ведь она была его подопечной, и он ее потерял…
Лакаши кивали, цокали языком и тыкали в него пальцем, но Истер не смотрел в их сторону, и они затихли.
Бесполезно дразнить глухого, если он не смотрит на тебя.
— Дождь заканчивается, — сообщил Томас, выглянув за край крыши. — Может, даже перестал совсем, просто с деревьев течет вода. Мне всегда трудно определить разницу между дождем и его остатками, задержавшимися в кронах деревьев.
— Я готова промокнуть еще раз. — Марина обняла за плечи Истера.
Она думала о его ящике, ручках и перьях, о письме Андерса, обращенном ко всему миру.
— Тогда пошли, — Томас отвесил серию низких поклонов всем обитателям жилища.
— Как сказать «спасибо»?
— Насколько мне известно, такого слова у лакаши не существует. Я многим задавал этот вопрос, и никто мне не дал ответа.
Марина поглядела на радушных хозяев, а те уставились на нее, словно надеялись, что она что-нибудь придумает.
— Как по-португальски?
— Обригадо.
— Обригадо, — сказала Марина беременной женщине; на лице у той ничего не отразилось.