На пороге чудес
Шрифт:
Когда доктор Свенсон появилась наверху, тяжело дыша, все глаза устремились на нее.
Она ткнула пальцем в деревянный ящик, и молодая женщина бегом принесла его. Профессор села и приняла протянутую ей тыкву с водой.
Успокоилась даже роженица, признавая оказанную ей честь.
Подумать только, к ней домой пришла сама доктор Свенсон!
Марина не знала, за кого первого ей браться, за роженицу или за доктора, да и не была уверена, сумеет ли помочь им обеим…
— Вот сумка, — сообщила доктор Свенсон и кивком показала на пол. — Там вы найдете то, что нужно. Признаться, я поражена тем, что одолела подъем.
Она прижала руку к сердцу:
— Я не поднималась по лестницам с тех пор, как начались мои мучения.
Марина расстегнула «молнию» и пошарила в сумке.
Там оказалось не так много полезного: кусок мыла в мыльнице, но без щетки; несколько стерильных полотенец; хирургические перчатки в упаковке, стерильный хирургический комплект, несколько разных лекарственных препаратов на дне полупустой коробки.
Еще два серебристых рожка для обуви с загнутыми назад концами.
Марина взяла их в руки:
— Что это?
— Рожки! — довольным тоном сообщила доктор Свенсон. — У Родриго был целый ящик. Из них получаются превосходные ретракторы.
Марина положила рожки на колени.
— Как мне их стерилизовать?
— Как вы можете стерилизовать что-либо? Никак, доктор Сингх! Простой помойте их в первом ведре. Ох, я никак не отдышусь!
В первом ведре вода была еле теплая.
Марина мылила и мылила руки, дивясь, как такое возможно: как она оказалась тут, и непонятно, что будет дальше.
Конечно, она шла сюда по доброй воле, соглашалась во всем, хотя хотела отказаться, но ведь еще не так давно она сидела в своей крохотной лаборатории, занималась липидами, и Андерс был жив…
Она попыталась вычистить грязь из-под ногтей, но тут роженица издала отчаянный вопль.
Марине требовалась помощница, чтобы вскрывать упаковки. Она позвала одну из трех женщин, та неохотно положила на пол перец и подошла. Марина протянула ей мыло, изобразила пантомимой, что надо помыть руки. Женщина глядела на нее как на сумасшедшую.
«Неужели так будет и дальше, в течение всей операции?» — подумала Марина и тут же спохватилась, что слишком торопится.
Кто сказал, что будет хирургическая операция?!
Доктор Свенсон подвинула ящик ближе к роженице.
Помощница хмурилась и была готова сбежать, но доктор Свенсон строго посмотрела ей в глаза, и та сразу присмирела.
Марина натянула перчатки и встала на колени.
Роженица повернула к ней лицо, и Марина ткнула себе в грудь и назвала свое имя. Женщина слабо кивнула в ответ и произнесла имя, которое никто не расслышал.
После этого Марина намылила гениталии и бедра роженицы, согнула ее ноги в коленях и показала своей помощнице, как их держать.
— Конечно, хорошо бы подложить под роженицу чистое одеяло.
— Если вы получите чистое одеяло, вам захочется стерильное, а после этого вы поймете, что ничего не можете сделать без стола и света, а от стола и света — короткий шаг до фетального монитора. Знакомая картина. Лучше проверьте, насколько раскрылась шейка матки.
Места было достаточно, чтобы правильно лежащий плод нормальной величины легко вышел наружу.
Какое огромное облегчение!
— Раскрылась широко.
Марина пошарила рукой, нащупывая плод.
Нет, с тех пор как она это делала в последний раз, строение женского тела не изменилось.
И неважно, что на этот раз пациентка лежала на полу: вот он, ребенок.
Впрочем, теперь она была уверена, что нащупала не голову.
— Он лежит ножками вперед, — сообщила она.
Не самый лучший вариант, но справиться с этим можно.
— Сейчас я попробую повернуть его.
Доктор Свенсон покачала головой:
— Вы потратите много времени, измучаете роженицу, да и в половине случаев это все равно не получается. Сделаем кесарево.
Марина вытащила руку из роженицы.
— При чем тут время? Куда нам торопиться?
Восседавшая на ящике профессор властно махнула рукой:
— Нет смысла причинять роженице такие муки, если в итоге вам все равно придется оперировать.
Марина села на корточки.
— Но у нас нет даже намека на стерильные условия. Шанс, что она умрет от послеоперационного сепсиса, настолько велик, что нужно попытаться перевернуть плод. У меня нет сиделки, которая мне станет помогать в ходе операции, нет анестезиолога…
— Вы думаете, мы держим тут анестезиолога?
— Что у вас есть? — Марина стянула перчатку и пошарила в сумке.
— Кетамин. И не разбрасывайте перчатки. Это вам не «Джон Хопкинс».
— Кетамин? Вы собираетесь отправить ее на дискотеку? Кто сейчас применяет кетамин?
— Тут это новинка, доктор Сингх. Берите то, что есть. Я была рада, что достала хоть это.
— Я попробую перевернуть ребенка, — заявила Марина.
— Нет, и не думайте, — отрезала доктор Свенсон. — Хватит с меня того, что я лезла по этой проклятой лестнице. Я буду признательна, если вы не вынудите меня вставать на колени. Даже если не брать в расчет мой ишиас, у меня отекли руки.
Она покрутила перед Мариной кистями рук. Пальцы распухли, кожа на них натянулась. Десять маленьких сосисок.
— Господи, давно это у вас? — Марина непроизвольно потянулась к рукам профессора, и доктор Свенсон резко их отдернула.
— Мне трудно держать скальпель. Трудно держать даже карандаш. Как я сказала, либо вы делаете кесарево, либо я. Вот весь выбор.
— Какое у вас давление? — спросила Марина.
— Сейчас не я ваша пациентка, — проворчала доктор Свенсон. — Лучше направьте все ваше внимание на ту, что перед вами.