На пороге мира

Француз Михаил

— Только друг? Ничего больше?

— Именно, полковник, именно. Если ты про секс и романтику, то скажу прямо — не было ничего между нами. Я слишком ее уважаю, чтобы так поступить.

— С трудом верится, — ответил немного расслабившийся Сомов.

— Дело твое. Не собираюсь ничего доказывать. Я сказал — ты услышал. Точка. Живи, полковник, — припечатал Сомову к груди старомодную папку с бумагами Жестянкин и прошел мимо.

Сделал он это как-то так, ни быстро, ни медленно, что Сомов не смог отреагировать и как-то защититься либо оттолкнуть

руку бывшего кадета.

Мужчина взял переданную ему папку и недоуменно на нее посмотрел.

— Полковник! — прозвучал отклик отошедшего на несколько шагов Жестянкина. Сомов обернулся. — Лови, кажется это твое, — и юноша кинул что-то маленькое. Полковник автоматически поймал. Затем раскрыл кулак и увидел в нем колпачек от той самой ручки, что протекла чернилами сегодня в сейфе его кабинета. Сомов недоуменно поднял глаза, но переулок был уже пуст в обе стороны. Никого. А в следующее мгновение включились все три «испорченных» фонаря.

Сомов убрал колпачок в карман и открыл папку. Несколько минут он вчитывался в строки, затем прислонился спиной к фонарному столбу и медленно по нему съехал.

В папке было все: вся грязь, все мелкие и не очень грешки Сомова и его подчиненных, за которые ему пришлось бы нести ответственность, все финансовые документы по растратам и нецелевому использованию средств, по списанию боеприпасов и вооружения с военной техникой, по даче взяток и «магарычей» разнообразным проверяющим, контролирующим и должностным лицам. Все! Каждая мелочь, казалось бы давно и надежно упрятанные в воду концы… Где, когда, сколько, за что, с кем и кому.

Отдай Жестянкин эту папочку не Сомову, а военному прокурору, и Сомов пошел бы под суд в тот же день. Не один Сомов. Что только ухудшило бы положение.

Не то чтобы нынешний Начальник Училища был настолько плохой человек, взяточник, растратчик и преступник. Нет, ни в коем случае. Наоборот, он был намного честнее, порядочнее и добросовестнее большинства. Но дело в том, что работал-то он в системе. С этим самым большинством. А система во все времена работала по принципу «не подмажешь, не поедешь». И соответственно, чтобы делать что-то, что угодно, просто чтобы держать на плаву Училище и себя, приходилось обходить, заступать, преступать, мутить…

По-человечески он ничего плохого не делал. Но прокурор судить будет не по-человечески, а по Закону…

Вот уж действительно не подвела «чуйка». Жестянкин…

Ведь не одного дня работа в этой папке. Даже не одного года. Выходит этот тваренышь затаил злобу на Сомова с самой первой встречи… Значит воспринял предупреждение полковника не по детски серьезно. И все эти годы копал, собирал, следил… Можно сказать держал пистолет у затылка полковника, ожидая лишь малейшего повода, чтобы «спустить курок»…

Не зря, каждый раз, как Сомову случалось общаться с Жестянкиным, у полковника возникало ощущение, что он держит в голых руках скорпиона или смертельно ядовитого паука. Одно неосторожное движение и укусит.

И вот он «укусил».

Точнее всего навсего «показал жало», но Сомову этого хватило.

Полковник полез в карман за платком и наткнулся на колпачок, что кинул ему на прощанье бывший кадет. Он достал этот колпачок и присмотрелся. В колпачке лежала записка.

«Папка существует в единственном экземпляре. Все данные, что в ней удалены из всех баз данных СИБ и надзорных органов. Живи, полковник. Скажи спасибо дочери. Если б не она…»

Вот так вот… «Удалены из баз СИБа и надзорных органов». Совсем не простой кадет был Жестянкин. Не просто так его СИБ при поступлении пропустил. Не просто так…

И тут Сомова прошиб холодный пот: «удалены», это значит, что они там были! Значит руку на его горле держал не только Жестянкин. Все эти годы он, полковник Сомов был значит под колпаком у безопасников, даже не зная об этом, думая, что все шито-крыто…

Сомов медленно поднялся и походкой усталого, старого человека поплелся домой, где ждали любимая жена и не менее любимая, а как недавно выяснилось, еще и очень любящая дочь, отведшая от отца «жало скорпиона» страшного мальчика с глазами ангелочка Жестянкина Л. В.

На следующий же день собственноручно написанный рапорт полковника Сомова с просьбой об отставке лежал на подписи у Командующего Округом.

Глава 23

В летней открытой кафешке за одним из столиков, попивая сок, сидела девушка в легком светлом платьеце и широкополой белой шляпе. На вид ей было около шестнадцати лет, юная, с умными карими глазами и упрямо вздернутым носиком.

К ее столику подошел парень в светлых рубашке и брюках. На голове у него была плетеная соломенная шляпа сделанная по типу ковбойских. Он, не спрашивая разрешения, отодвинул свободное кресло и с наслаждением в нем развалился, приспустив на глаза шляпу.

— Сань, закажи мне соку, а? — приподнял край шляпы так, чтобы видеть собеседницу, он.

— А сам чего? — продолжая потягивать сок через трубочку, ответила девушка.

— Мне лениво, я так хорошо устроился, — протянул он.

— Так и быть, — с притворно тяжким вздохом согласилась девушка. Она сделала знак официанту. Тот подошел и принял заказ.

Меньше, чем через минуту, перед юношей на столе красовался такой-же стакан с соком. Только у девушки сок был оранжевый, а у парня зеленый.

— Доволен?

— Счастлив! — отозвался он, втягивая первый глоток. — Ты ангел, Саня! Прекрасный и милосердный! Сок фейхоа в такую жару — именно то, что нужно изнемогающему от жажды ребенку!

— Хватит поясничать, — немного сердито сказала девушка. — Ты уже не ребенок! И твои глазки ангелочка обманут кого угодно, только не меня.

— Я тебя чем-то обидел? — сел в своем кресле нормально и поправил шляпу парень.

— Ты обещал мне отца не трогать!

— Я и не трогал, — недоуменно ответил юноша. — Даже пальцем к нему не прикоснулся.