На пороге войны
Шрифт:
Оно быстро закончилось, когда Харсин увидел недовольное лицо Даэра.
— Предпочли бы его победу? — со злостью спросил ученик, до скрипа сжимая рукоять обретённого оружия.
— Я обещал простить его, но не оставлять в живых, — равнодушно ответил повелитель. — Йон потерял свою ценность. Мне не понравилось, что ты думаешь слишком много и к тому же позволяешь гневу властвовать над собой. Его должен направлять ты, а не наоборот. Но об этом потом. Возвращайся в свою каюту. Занимайся… чем вы, ученики, там обычно занимаетесь: вероятно, планируете заговоры и репетируете речь перед Императором. Утром я желаю видеть тебя чистым, приглаженным и радостным — у нас встреча с моффами, и не хочу, чтобы они думали,
Ярость становилась невыносимой. Внутренний голос требовал пресечь все эти издевательства, но разум говорил, что действовать ещё слишком рано. В конце концов, это всего лишь слова, а слова не могут ранить так, как световой меч.
И скоро чистокровка это поймёт.
3. Самый важный урок
Три недели его обучения тянулись целую вечность. Вероятно потому, что обучением оно не являлось. Повелитель с Харсином практически не контактировал, и ученик был полностью предоставлен самому себе, пока проводил дни в крепости Даэра на Бостирде. Несколько раз они покидали планету ради скучных столичных приёмов — задачей Харсина на них было найти колонну покрепче и подпирать её, пока учитель шепчется с такими же высокомерными чистокровками и холёными моффами. Всё остальное время ученик упражнялся с боевыми дроидами, медитировал, иногда от скуки просматривал библиотеку мастера, в которой хранилось множество файлов и книг. Лорду, кажется, нравилось военное искусство: редкие трактаты соседствовали со стандартными имперскими пособиями, и его обширной коллекции позавидовала бы и Каасская Академия.
Тем не менее, бездействие угнетало. Харсин постоянно искал удобный момент, чтобы предложить мастеру поручить ему какое-нибудь дело. Да хоть к торговому конвою приставить. Но лорд Даэр дни напролёт проводил за закрытыми дверями своего кабинета, куда доступа не было ни у кого, в том числе и у Харсина. Встретиться с учителем никак не получалось, а вне стен крепости говорить не разрешали. Демонстративное пренебрежение Даэра своими обязанностями отзывалось жгучим возмущением. Неважно, какими были их взаимоотношения — чистокровка должен был наставлять Харсина и обучать пути ситха, но он упрямо продолжал игнорировать наличие у себя ученика.
Не считая проблем с мастером, жизнь на Бостирде оказалась не так уж и плохой. Еда была отменной, одежды — удобными, слуги и рабы относились с почтением. Наверное, вырасти Харсин в подобной среде, а не пробуждаемый в пять утра дубинкой Маоры, тоже стал бы таким же заносчивым засранцем, как Даэр. Ещё… Ещё он приглянулся одной рабыне-тви’леке, и она уже несколько раз пробиралась ночью в его покои. Харсин безусловно понимал, что девушка всего лишь пытается упрочить своё положение при господине, но, что сказать, её попытки выглядели весьма искренними.
Никакого особого распорядка для учеников не было предусмотрено, однако прививаемую годами жёсткую дисциплину вытравить не получалось. Вставая ещё до пыльного жёлтого рассвета, Харсин неизменно посвящал несколько часов медитации, заново и более прилежно постигая глубины своих эмоций и взращивая ненависть к мастеру. Топлива для неё Даэр давал достаточно.
В тот ярко запомнившийся день Харсин опять подпирал очередную колонну очередного роскошного каасского особняка. Мастер почти незаметным движением головы впервые подозвал его к себе, и ученик повиновался, нацепив максимально нейтральное выражение лица.
Харсин подошёл к Даэру одновременно с незнакомой женщиной-ситхом. В глаза сразу бросалась её болезненная худоба и бледно-серая кожа — несомненно, следы тёмных практик. Несмотря на то, что выглядела дама лет на тридцать, её лицо, обрамлённое длинными платиновыми локонами, было по-детски округлым и казалось почти прозрачным из-за хорошо
— Тёмный лорд, — чистокровный отвесил глубокий поклон. Настолько, что его можно было принять за издёвку.
— Ах, лорд Даэр, — на лице женщины не дрогнул ни один мускул. — Что за счастье видеть вас на каждом приёме Ваурона.
Судя по тону, счастья тут было мало, и Харсин это понимал, как никто другой. То, что ситх, если верить обращению Даэра, являлась Тёмным советником, заставило его испытать одновременно удивление и разочарование. Никакого особенного величия — не такого, чтобы признать в ней одного из высших лордов Империи. Харсин постарался успокоить себя тем, что просто не знает причин вознесения советницы. Наверняка она — превосходный боец, стратег, мистик или учёный; судить ситха по внешнему виду всегда было довольно опасным занятием. Какую сферу та возглавляла, он сказать тоже не мог. По слухам состав Совета менялся чуть ли не ежечасно, а ошибочное обращение стоило жизни.
— Тёмный лорд, — ученик повторил слова и жест своего мастера, однако гораздо уважительнее.
Повелительница прошлась по Харсину взглядом. Возникло неприятное ощущение, что она с любопытством рассматривает и подмечает в нём каждую деталь, от формы ногтей до количества ресниц. Он мог бы польститься подобным вниманием, но по выражению её золотистых глаз становилось очевидно, что советница разглядывает его не как собрата по Ордену или мужчину, а как вещь, ресурс. Даже Даэр не умел смотреть так уничижительно.
— Тот самый мальчик, которого вы бесчестно увели у моего отца, милорд? — она внезапно решила продемонстрировать интерес к разговору.
— На нём не было бирки, лорд Мнемос, — сдержанно ответил Даэр. — Я лишь успел первым обратить внимание на перспективного ученика. Но ничего, Аэмису остался прекрасный юноша. Яростный, упорный. Такой далеко пойдёт. Может, не слишком умный, но, чтобы подняться в ведомстве вашего отца, мозги-то особо и не нужны, верно?
— Лорд Аэмис не любит подбирать объедки, — скривилась советница, но через секунду расплылась в жутковатой улыбке. — Ему показалось забавным выставить мальчика против его надзирателя. Он и двух минут не продержался с этой суровой бабой. Правда, — она мерзко рассмеялась, — отец всё равно не простил ей проступка. Говорят, бедняжка Маора добрый час изливалась кровью на глазах у всей Академии, пытаясь удержать руками внутренности. Малоприятная смерть, но такая эффектная! Ой, — Мнемос вдруг состроила обеспокоенную мину. — Она ведь была и твоей наставницей, ученик. Мне жаль. Но такое случается со всеми, кто идёт против Дарта Аэмиса.
Ей не было жаль. Даэру не было жаль. Даже ему самому не было. Но никто из них не заслуживал подобной участи: ни Расго, ни Маора. Наказание должно быть справедливым, а жестокость — преследовать цель. Они же просто стали сопутствующим ущербом в игре развращённых властью подонков.
Харсин злился. Злился так сильно, что серые пятна в радужках залило расплавленным золотом, а кровь начала невыносимо жечь изнутри. Он сжал кулаки со всей силой, на которую был способен, — ощущение боли помогало сохранять контроль. Мнемос пытливо глядела на ученика, на его искаженное гневом лицо, наслаждаясь каждым мгновением бессильной ярости. В советнице больше не осталось ничего завораживающего. Глаза горели безумием и ненасытной жаждой чужих мучений. Харсин не хотел превращаться в похожее чудовище и с великим трудом смог усмирить бушующие эмоции.