На пути к войне
Шрифт:
Он оглядел капсулу. Вид перед его глазами вновь расплылся, и Беван выпалил грязное португальское ругательство, тут же улыбнувшись. Когда-то отец Ломбарди ударил его за это, хотя очень терпимым был этот настоятель сиротского приюта. Всякий человек должен знать границы.
— О чем это ты, Бев, старина? — пробормотал он пересохшими губами. — Где теперь твои границы?
Его сердце дрогнуло, когда он почувствовал движение корабля по рельсам пусковой установки. Капсула за счет установленного на ней гироскопа оставалась в одном и том же положении, независимо от движений
Вместилище капсулы — старый корабль — затряслось. Беван сглотнул слюну. Он прикрыл глаза, не желая больше пользоваться изменившимся зрением.
Под его веками взорвался фейерверк — сперва оранжево-красными искрами, затем голубыми и наконец белыми. Как только последние искры потухли, успев достичь внутренних тканей глаза, корабль взлетел, и Беван сжался внутри своей упряжи с искаженным от напряжения лицом. Он протянул руку, как будто желая последний раз коснуться земли прежде, чем самому превратиться в пыль.
Глава 15
Император Чо заполнил собой экран, и его неподвижность была более внушительной, чем движения или жесты. В Чертогах Союза он одевался менее пышно, чем дома, решил Палатон, но тем не менее выглядел, как истинный сын Звездного дома. Свежую кожу его лица покрывала искусно нанесенная сетка золотых крупинок. Светло-зеленые глаза окаймляли темные ободки, как бы создающие пристальный взгляд, проникающий сквозь космос и монитор — прямо в мысли Палатона.
Если бы они встали бок о бок, Паншинеа оказался бы ниже и полнее наследника. В уголках его глаз и рта уже показался веер мелких морщинок, да и отвислый подбородок выдавал возраст. Он выглядел эффектно, так как цвета его роскошных красновато-рыжих волос, поседевших на висках, эхом повторялись в цветах красно-желтого одеяния. Император не приходился Палатону кровным родственником, если не считать самой слабой связи через их Дом, и Палатон даже не думал, что этот чоя может казаться его отцом. Он, как и сам Паншинеа, знал, что между ними существуют более прочные узы, чем узы родства.
Палатон молчал, ожидая, пока начнет император.
Когда император заговорил, связь исказила его голоса, превратив их в почти пронзительный тенор.
— Может, это и хорошо, что улицы столицы заполнили Заблудшие. Иначе… иначе Дома уже послали бы свои войска, и нам пришлось бы воевать, а не бороться с анархией.
— Вы считаете, что введенная цензура — серьезное дело?
— Вполне возможно. Но еще серьезнее тот факт, что Девон из Дома Килгалья объявил Ариата наследником Земного дома. Если Круг и нисходит для нашего Дома, то с каждым днем становится все очевиднее, что Земной дом открыто и законно претендует на престол. Ради этого они позабудут даже о своем обычном нейтралитете.
Палатон не знал эту новость. Значит, Паншинеа получает более подробную информацию, чем он сам… интересно, почему Гатон и Йорана предпочли умолчать? Неужели эта новость — всего лишь подозрение, и Паншинеа в своей обычной блестящей манере уже успел разработать стратегию действий на случай, если подозрение подтвердится?
— Вы предвидели это?
— Боже, конечно, нет. Здравый смысл подсказывает, что предпримут земляне, как только решат действовать, — Паншинеа поднялся с кресла и остановился перед экраном.
— Что будет с летными школами?
— А в чем дело?
— Только что я составил списки трех самых немногочисленных классов, каких еще не бывало со времен эпидемии Проклятого века.
Паншинеа прищурился.
— Опять?
— Значит, в прошлом году курсантов было так же мало?
— Да, — император повернулся, подняв плечо, и встал так, что его лицо было почти не видным на экране. — Мне казалось, что это случайность.
— Во время испытаний мы не даем никаких шансов Заблудшим. Все больше и больше их общин отказываются от участия в испытаниях.
Паншинеа вновь заерзал — невольно, не задумываясь, что его движения отразятся на экране.
— Ты немало поработал.
— Мне оставлено совсем немного дел, только это, да недовольство Домов, — Палатон не позволил императору уклониться от разговора. Он включил еще одну камеру и подошел к ней, глядя в повернутое к нему лицо императора. — Если на испытания не выставляют кандидатов, то что Заблудшие делают с ними? Может ли Малаки создать собственный Дом? И если да, как давно вам известно об этом?
Паншинеа вздернул голову, и его зеленые глаза уставились прямо в экран.
— Полученные тайно сведения не подтверждают, что Малаки решился на такой шаг. У простолюдинов нет достойных кандидатов — как и в Домах. Несмотря на все усилия, наш дар вырождается. Иначе зачем, по-твоему, я выбрал себе в наследники тезара?
Палатон мог назвать множество причин, и главной среди них было воспоминание о том, что Паншинеа способен пользоваться чужим бахдаром, чтобы пополнить свой по мере его угасания. И как будто уловив эту стремительно промелькнувшую мысль, Паншинеа рассмеялся.
— Мне был нужен герой. Теперь он есть. Что ты намерен делать?
Палатон невольно потянулся к монитору, желая выключить его и прервать связь и аудиенцию. После минутной паузы он ответил:
— Я сообщу вам, как только приму решение.
— Непременно, — отозвался император. — А тем временем попытайся стравить Дома друг с другом, если сможешь. У всех есть слабые места. Попроси совета у Ринди. И тщательно обдумывай все, что предложит тебе Гатон — иногда я подозреваю, что он преследует собственные цели.
Экран погас.
Палатон продолжал сидеть, глядя на него. Он слышал о связи вслепую, которая позволяла наблюдать за ничего не подозревающим собеседником и открывать его замыслы. Паншинеа было нечего обнаруживать в своем наследнике, но Палатон не сомневался, что тот не упустит случая воспользоваться режимом «темного экрана».
Он взглянул на разложенные перед ним на столе отчеты летных школ. Он уже подписал и разрешил все, что было необходимо. Но отчеты привлекали его внимание, как будто добиваясь связи с ним.