На пути к звёздам. Размышления ротного барабанщика
Шрифт:
Однажды, в начале второго курса у нас вышел конфликт с старослужащими солдатами батальона обеспечения учебного процесса, казарма которого была рядом. Один из дембелей «воспитывал» молодого солдатика, бил его ремнём. Наш курсант заступился за несчастного, дембель взъерепенился, началась драка. Как штормовой ветер пролетел традиционный клич – «Наших бьют!». Дело было вечером, в свободное время, на улицу высыпали группы поддержки с обоих сторон. Началась массовая драка. Со всех сторон к нам бежали офицеры, дежурный по училищу, пытались разнять, разогнать противоборствующие стороны. Но всё было тщетно. Наша рота, взяв дембелей в клещи, принялась их добросовестно мутузить, не обращая внимания на грозные крики дежурного по училищу. Павловича, в это время уже выходившего
– А ну стоп! Брэк, я сказал!
Услышав его голос, как по волшебству мы все отскочили назад, прекратив драку. Дембеля, изрядно потрёпанные, к тому времени уже только оборонявшиеся остались на месте. Разбирательство было коротким, зачинщиков увели, остальных отправили в казармы. Стоя рядом с дежурным по училищу и другими офицерами, Павлович, уже немного остывший от возбуждения, глядя нам в след, с хитрой улыбкой сказал:
– А всё таки я их чему-то научил…
Конечно же он имел в виду не умение драться, не нашу физическую подготовку, а она была на высоте, речь шла о том, что за год учёбы мы стали дружным, сплочённым коллективом, где своего никому не дадут в обиду. А ещё, немаловажно то, что драку не смогли остановить ни дежурный, ни другие офицеры. И только услышав голос своего командира мы немедленно прекратили потасовку…
Потом, что естественно, было примирение и даже, отчасти, братание с дембелями, в результате чего с бойцами батальона установились взаимные дружественные отношения. Но с тех пор начальство нас стало называть просто – «Банда Павловича».
А на третьем курсе у нас вышел серьёзный конфликт с курсовым офицером, старшим лейтенантом Калинычевым. Этот человек, в силу своих особенностей, и так авторитетом у нас не пользовался, а тут, в один из вечеров, будучи ответственным по курсу, он почему-то решил заняться нашим воспитанием. Причём делал он это мерзко, некрасиво, с употреблением ненормативной лексики и уничижительных идиом в адрес курсантов. Сказать проще – оскорблял и унижал. Время было отправляться на ужин. Объявили построение на улице. Калинычеву не понравилось как мы строились. И началось! Бегом назад, на третий этаж, потом снова вниз. Потом длительное выступление перед строем в духе – «Я вам козлы ща устрою! Вы у меня ползать ща будете». Градус напряжения в подразделении подскочил, а потом и вовсе зашкалил…
Роты уже возвращались из столовой, а мы всё стояли и слушали старшего лейтенанта. Наконец наговорившись вдоволь, насладившись властью он скомандовал:
– Курс, на пра-а-во!
А курс не шелохнулся. Мы, не сговариваясь, решили не подчиняться. Это был бунт!
– Я чо, бл…, не ясно скомандовал?– заорал Калинычев.
А в ответ тишина. Выражавший, до сего момента, всем своим видом превосходство и собственное величие, старший лейтенант как-то сник, и, уже голосом, содержащим нотки испуга и беспомощности, сказал:
– Старшина, ё… твою мать, веди курс на ужин. Командуй…
– Товарищ старший лейтенант, они вас не послушались. Меня и подавно пошлют. – спокойно ответил старшина и остался стоять на месте.
Калинычев, разволновавшись:
– А я сейчас пойду доложу дежурному по училищу! Вы знаете что будет?! Щас и Павловича вызовут! И ему будет!…
Тут старшина вышел, не обращая внимание на старшего лейтенанта, встал перед строем и , обращаясь к нам, сказал:
– Мужики, поймите правильно, у начальника курса могут быть серьёзные неприятности.
Упоминание о том, что можем подвести командира возымело должное действие, мы отправились на ужин. Калинычев, видно подумав что победил, догнал строй и у столовой решил нас потренировать. Ну не понравилось ему как мы входим в столовую, захотелось провести занятие на эту тему. Кончилось это тем, что мы прошли в столовую и дальше, не останавливаясь, через варочный зал и заднее крыльцо из столовой, потом через плац на спорт городок. Ужинать, естественно, не стали. Калинычев, поднявшийся вслед за нами в обеденный зал, опешил. Стоял
– Ну что, хорошо идут?
Тот, не поднимая глаз , утвердительно кивнул. Подполковник обращаясь к старшине:
– Всё, достаточно. Инцидент исчерпан. Веди в расположение…
Тогда Виктор Вильгельмович поддержал офицера, но при этом, сумел погасить занявшийся было пожар конфликта и примирить враждующие стороны. Для нас поведение начальника курса в этой не простой ситуации стало уроком…
Сейчас, по прошествии нескольких десятков лет, могу с уверенностью сказать, что для большинства из нас, те взгляды, убеждения и принципы, вложенные в наши буйные головы начальником курса, стали крепким фундаментом, стержнем, позволяющим выстоять в самых трудных, иногда безнадёжных ситуациях не только в службе военной, но и, в жизни светской.
Говоря о начальнике курса, нельзя не упомянуть и других офицеров, сыгравших далеко не последнюю роль в нашем становлении. Самым первым нашим командиром взвода был Старший лейтенант Абакумов Алексей Егорович, человек неординарный, редкостный оптимист. Его можно сравнить с волшебным горшочком каши из старой сказки. Так вот, как там из глиняного горшка непрерывно выливалась каша, заполонив весь город, так и из Алексея Егоровича прямо таки пёрла энергия. При чём, энергия светлая, позитивная, оживляющая всё вокруг себя. Нам было весело даже после многокилометровой пробежки по лесу в противогазах. А что, взводный бегал с нами, и хохотал, глядя на наши потные и грязные рожи, и мы начинали хохотать, и усталости как не бывало.
А потом упражнения на перекладине и выполнение нормативов. Самым краеугольным был так называемый подъём переворотом. Не скрою, для многих из нас гимнастика на первых порах была серьёзным барьером. Но разве это проблема с таким взводным? Всё, турник – родной снаряд! Загоняя нас на перекладину, Абакумов всегда страховал сам, не доверял это ни кому. А как он это делал! Когда кто-то из нас выбивался из сил и был уже не в состоянии подтянуться и перекинуть ноги через перекладину, старший лейтенант начинал щипать несчастного, подталкивать, тыча и подталкивая его в бока, в спину, в поясницу, при этом громко и задорно комментируя:
– Ну, Соколик! Ну, ещё раз, на мужчину! Давай! Ну, что же ты, Соколик?! Давай!
И, о чудо, давали, переваливались через эту проклятую перекладину!
Старшего лейтенанта Абакумова очень быстро назначили на вышестоящую должность. Пришлось расстаться. Но, по сей день, слово «Соколик» вызывает в каждом из нас светлые и добрые воспоминания о человеке, на двести процентов состоящем из света и позитива.
Лейтенант Осин Иван Николаевич, кстати сказать как и Абакумов, воспитанник Павловича из предыдущего выпуска, которого назначили к нам на курс сразу после окончания им училища, по возрасту был не многим старше нас. Его профессиональный рост и становление проистекали на наших глазах, отчасти демонстрируя наше же возможное будущее. Иван Николаевич оказался человеком серьёзным и потрясающе уравновешенным, про таких говорят: «Спокойный как удав». Его несколько флегматичная манера общения, в сочетании с жёстким, прямым и пронзительным как выстрел взглядом, слегка исподлобья, не раз парализовали нерадивых смутьянов. Именно из-за этой особенности и способности без крика и ругани привести собеседника в трепет, наши острословы придумали ему прозвище – Маузер. Не удивлюсь, что Иван Николаевич знал об этом, но как умный ученик мудрого учителя относился к этому с добрым юмором.