На пути в Халеб

Цалка Дан

— Есть ли у нас какой-нибудь способ создать впечатление, что между ними не только царит мир, но и существует какая-либо близость? Определенная симпатия? Это бы производило хорошее впечатление.

— Вот если бы мы доставили ягненка сразу после рождения, он, может быть, принял бы волка за свою маму. Согласно Конраду Лоренцу. Но мне кажется, что слегка опасно помещать в клетку новорожденного ягненка — волк может ненароком задавить его.

— Или решить, что мы принесли ему рагу на день рожденья. Маленькая овечка вызывает аппетит, не так ли?

— Ха-ха, — посмеялся Калман Орен.

— Итак, особых трудностей вы не предвидите?

— Нет, господин доктор.

— Это место позади слоновника вам кажется подходящим?

— Да,

это хороший участок. Но там установлен маленький жертвенник с желобом для стока крови. Это не помешает?

— Наоборот, это придаст нашему пророческому видению оттенок древности.

— Доктор Брукнер, я хотел бы узнать… если мы уже начали эти проекты… вы не забыли о моем предложении?

— Ну-ка, напомните мне…

— Построить голубятню, как та, что была в библейские времена у Бейт-Говрин. Голубятню, высеченную в скале, с тысячей…

— Это не горит. Видите ли, волк с ягненком — это журналисты со всего мира. Голубятня — это сентиментально… а вот волк с ягненком, барс с козленком — об этом будут говорить повсюду!

— Но голуби — это такое библейское… тот, у кого не было козленка или ягненка, приносил в жертву голубка.

— Сперва — волк с ягненком, потом — барс с козленком. А там посмотрим. Хотя должен вам сказать, Орен, что все, касающееся голубей, не вполне ясно. Голуби не слишком выделяются в Библии, а другие народы их не знают, если не считать этих коммунистов с голубкой Пикассо.

— Кварталы торговцев голубями… так написано у христиан. Мы могли бы построить голубятню с тысячами гнезд. Это было бы впечатляюще…

— Всему свое время, — сказал доктор Брукнер, бросая на Орена уже ледяной взгляд.

Калман Орен потупился.

— Всему свое время. Сначала Латро и ягненок. Потом барс с козленком. Я хотел спросить вас, возьмете ли вы на себя экспонат «Видение пророка»? Нравятся ли вам эти животные?

— Мне всегда нравились волки — их острый взгляд, их ушки.

— Без лирики, Орен. Подучите немного материал о волках, об их заболеваниях, о системе знаков. Я хочу, чтобы вы знали, не собирается ли он перегрызть барашку горло, какие признаки указывают на это — скалит ли он зубы, что он выделывает в этот момент хвостом, какие звуки издает.

— Никакого убийства не будет, доктор Брукнер. Волк — умное животное.

— Этому волку четыре года, вес его — сорок килограммов. Я не допущу, чтобы он растолстел и выглядел апатичным и скучающим. Найдите способ поддерживать его в форме, а что касается барана, может быть, лучше нам взять его не в киббуце, а у Абу… как зовут этого араба, который приводил нам верблюдов на праздники?

— Абу Сахал?

— Абу Сахал. У него красивые овечки, белоснежные, как в сказке.

— Все-таки лучше взять барашка в киббуце. Возможно, у них меньше заболеваний…

— Я помню овец Абу Сахала. Это самые красивые овцы, которых я когда-либо видел. Так же, как и верблюды. Он умеет ухаживать за животными.

— И все-таки…

— Сегодня вы меня раздражаете… его овцы несколько низкорослы, жирноваты, но великолепной породы.

Трудно было прекословить директору. Калман Орен покорно кивнул.

— Проведите все необходимые проверки. Я на этом не буду экономить. Вы долгое время работали с овцами, и я доверяю вашим выводам. Итак?

Калман Орен снова кивнул.

— Я берусь за экспонат «Видение пророка». Благодарю вас за оказанное мне доверие, доктор Брукнер.

Калман Орен сожалел, что доктор Брукнер больше ему не симпатизирует. Вероятно, что-то в нем отталкивало великого человека, а может быть, Калман ему просто не приглянулся. Он забрал свой букет из шкафчика.

Дочки Римоны всегда тянулись к нему. Младшей было одиннадцать лет, а старшей — тринадцать. Что за волосы у младшенькой! Длинные, густые, пышные! А губки старшей, милые зубки… только сын был против него, смотрел на него волком и однажды, когда никто не видел, плюнул в него! Ему не забыть этого плевка. После него стало ясно, что ради получения Римоны придется трудиться в поте лица. И вот теперь он возвращается от Брукнера униженный и подавленный. Его настроение зависит от этого великого человека.

Орен отправился на пикапе забирать Латро из аэропорта. Они выехали с Барухом Муаджаром, прихватив с собой пищу для волка.

— Ну так что? Доктор Брукнер выходит на войну?

— Доктор Брукнер, владыка Багдада и Хорасана, — с улыбкой ответил ему Калман Орен.

— Богатырей великих укрощает и воителей устрашает, — сказал Барух и поклонился войлочному льву, висевшему на правой дверце. — Гинд и Синд, Китай и Хаджаз, Йемен и Судан пред тобою преклонят колена. Всё, о чем повелеть соизволишь, я смиренно исполню, владыка!

Работники аэропорта смотрели на них с любопытством. Волк уже полинял после зимы. Он выглядел испуганным. Это был серовато-бурый степной волк, издали напоминавший собаку, шерсть его местами отливала рыжиной. Однако вблизи никто бы не усомнился в его волчьей сущности. Мощная шея и на редкость широкая пасть свидетельствовали о том, что любому барану вовсе некстати встречаться с ним темной ночью.

Пока они стояли у его клетки, в воздухе пронесся какой-то пронзительный свист. Латро задрал свою крупную голову и разинул пасть — внезапно раздался волчий вой, загадочный, непостижимый. Он проникал сквозь тонкие перегородки, кружил между табло, громкоговорителями, весами, эскалаторами, спешащими людьми, окрашивал в желтый и красный цвет обыденный скучный воздух, принося с собой шелест листвы, запах крови, одиночество степей, дым костров. Люди замерли на ходу и повернули головы на этот невозможный душераздирающий звук. Орен внезапно задохнулся, сердце его екнуло. Как странен был этот первобытный вой в аэропорту!

Поев и попив, волк посмотрел на Орена умными глазами. Орен просунул руку сквозь прутья решетки, и волк отступил, но продолжал смотреть ему в лицо.

— Готов весь аэропорт загрызть, — сказал Барух. — Глянь на его холку! На хвост! Он убийца, убийца и властелин, так я тебе скажу.

— Симпатичный волчок, — сказал Калман Орен.

— То, что написано, — это о временах Спасителя, а не о временах Брукнера, — сказал Барух Муаджар.

Уже долгие годы Калман Орен не ощущал того подъема, той бури чувств, которая клокотала у него в жилах, пока он вел машину в Иерусалим. Тайная радость захлестывала его сердце всякий раз, как он вспоминал этот вой. Он был доволен, что доктор Брукнер, спрашивая, не имеет ли он чего-нибудь против животных, о коих сказано у пророка, перестал пытать его по поводу овец. Хотя Орен и работал с овцами долгие годы, сперва пастухом, а потом ветеринаром в Галилее, не любил он своих подопечных. Он старался мысленно представить себе их обильное и отборное руно, которое они отдают человеку взамен жертвенной смерти, но не лежала у него душа к мелкому скоту. Быть может, в один прекрасный день доктор Брукнер еще услышит волчий вой, пронеслась в его голове стремительная и приятная мысль. И он обернулся, чтобы взглянуть на великолепного зверя. Волк выглядел настороженным, наверняка пытался понять, куда его везут, что его ждет. Вдруг он задрал голову. Да будет день и да будет ночь, когда доктор Брукнер услышит твой вой! Поднимайся к Иерусалиму, о пикап Библейского зоосада, да шуршат колеса твои по дороге, петляющей среди высокоствольных лесов, среди голых скал, а ты, Латро, румынский разбойник, ощетинься, рычи! Быстрее, о пикап зоосада, лети к Римоне, к «Видению пророка», ускорь свой бег, напряги свои механические легкие и доставь Латро к сладостной белоснежной шкурке ягненка! Флаги взовьются над зоосадом, а на этих флагах — ты, Латро, превратившийся в знамение и чудо, принесший косматый образ свой в дар пророчеству Исайи. Ты, о безвестный герой готовящегося чуда, смейся, смейся во всю пасть, скалься волчьим своим оскалом!