На «Ра» через Атлантику
Шрифт:
Рация и «Ра» — совместимо ли?!
Да, мы не во всем последовательны. Мы храним воду в допотопных амфорах, но и в канистрах тоже, мы плывем на папирусе, но у нас есть радиостанция, кинокамеры и антибиотики.
Тур знал, чем рискует, нарушая каноны абсолютной стилизации, он предвидел наскоки тех, для кого наш поход — нечто вроде костюмированного действа, и неоднократно говаривал полушутя, полугрустно:
— Погодите, нам еще скажут, как говорили после «Кон-Тики»: «Ваше плаванье удалось потому, что на борту был примус!»
И все-таки он взял примус, как и многое другое, не существовавшее в эпоху фараонов, взял, игнорируя снобов и злопыхателей, — не до декораций нам, ни к чему, идя через океан на папирусной лодке, еще и тренироваться в добыче огня трением.
Вообще реконструировать исчезнувшую цивилизацию — дело тонкое, противоречивое, тут есть неожиданные оттенки. Например, те же канистры — с одной стороны, взяв их, мы допускаем явный анахронизм, а с другой — они точно так же естественны для нас, как для древних — бурдюки. Нас раздражает привкус воды из бурдюка, но нашего древнего предшественника не меньше раздражал бы запах полихлорвинила; всякой эпохе — свое, и если мы хотим воссоздать психологический статус древних мореплавателей, мы как раз не должны избегать пользования предметами, для нас обычными. Разумеется, в должных пределах, не ставя себя в заведомо выгодное положение, — вот тогда опыт потерял бы смысл.
Кое-какую дань декорациям мы все же отдали. Помнится, когда еще тот, первый «Ра» был готов, Тур устроил «фараоново действо». В лощину за пирамидами, к стапелю, приехали пятьсот студентов-спортсменов. Студенты впряглись в канаты, и после многочисленных переговоров, споров и перестроений ударил барабан, в такт его громовым ударам канаты натянулись — и «Ра» пополз по каткам, подложенным под платформу, а катки двигались по рельсам из деревянных балок; Так передвигали тяжести при Хеопсе.
Надо сказать, что все это происходило не столь стройно и гладко, как изображено на фараонских рельефах. Неразбериха была жуткая, и я тогда впервые увидел Тура злым. Организовать спортсменов оказалось чрезвычайно сложно, каждый тянул в свою сторону — словно ожила крыловская басня о лебеде, раке и щуке. За три-четыре часа лодка сдвинулась метров на пять: съемочные камеры упоенно жужжали, а именитые гости под тентом аплодировали. Потом студентов распрягли, посадили в автобусы и отправили с благодарностью обратно в Каир, а к лодке подошли два тягача, до того скромно дремавшие в сторонке. Тягачи без шума, моментально вытащили «Ра» на шоссе и втянули на площадку автоприцепа.
Нет, мы не перевоплощаемся в древних, мы испытываем мореходность и живучесть их судов — и только, и когда Карло, готовясь к киносъемкам, раскладывает нам на тарелки зелень и фрукты, мы понимающе гмыкаем: «Экзотический кадр!» — и знаем, что минутой позже, отложив аппарат, тот же Карло досыта накормит нас вполне современными фабричными макаронами.
Кстати, примусы, которыми недруги попрекали Тура, не выдерживают критики, они маломощны, непрочны, ручки регулировки пламени уже отвалились, горелок крайне мало, — чтобы вскипятить воду для супа, нужен час, вряд ли и древним приходилось ждать дольше.
Но продолжим экскурсию. Итак, мы сидим на самом носу, над нами — канат, идущий к мачте, и — чуть дальше — громада паруса, а под ней, перегораживая палубу, — ящики с курами и бензомотором.
Еще дальше, ближе к мачте, — опять ящик, длинный, как лавка, — в нем хранится расходная провизия на ближайшие дни. И снова ларь, повыше, оцинкованный внутри, с кухонной утварью и с пресловутыми примусами, — он расположен по отношению к провизионному примерно как крышка школьной парты к ее сиденью, здесь удобно писать дневник, эти строки именно здесь и пишутся.
Такова схема носовой части «Ра». Вылезайте из-под каната, идем к корме. К ней можно идти двумя путями, и оба — обходные, потому что прямо перед нами возвышается каюта. Или хижина — мы ее называли и так и этак.
Она сделана из бамбука и похожа на плетеную корзину, опрокинутую вверх дном. Высота ее — два с лишним метра, длина — четыре, ширина — три. Таким образом, с обеих ее сторон остается по метру до борта — хотя нет, побольше, если учесть дополнительные бамбуковые же платформочки, они, как крылышки, нависают над водой, по ним, собственно, мы и ходим, ибо к стенкам хижины много чего пристроено, привязано, положено и прислонено.
Как мы обойдем хижину — слева или справа, по правому борту (учтите, мы стоим лицом к корме!) или по левому?
Предлагаю — по левому (который сейчас от нас вправо). Иначе мы ничего, кроме шеренги амфор с пресной водой, укрепленных вдоль стены, не увидим, тут — амфоры, там — край настила и океан, и все, а здесь можно будет по дороге заглянуть внутрь хижины, в оранжевый ее полумрак.
Вдоль плетеной стены тянется завалинка, скамейка-рундук. В прошлом году, на «Ра-1», она возникла стихийно; складывали к стенке разные деревяшки, обломки весел, запасные канаты — и вдруг обнаружили, что на всем этом весьма удобно, приятно и уютно сидеть. Поскольку, оборудуя новый корабль, мы надеялись, что на нем весла будут ломаться значительно реже и обломков может на завалинку не хватить, решено было соорудить ее заранее, на манер нижней полки в вагоне, с ящиками под сиденьем. Там хранятся еда и питье.
А хлеб мы держим в особом месте, очень подходящем и укромном. Над крышей хижины сделана деревянная площадка, на ней мы загораем, бывает, что и спим, на ней же сложены кое-какие вещи, надувная лодка, например, — так вот, между площадкой и крышей есть пространство, широкая щель, там всегда тень и всегда сухо, туда и положен хлеб в мешках из грубой серой ткани.
Вот, пожалуйста, — парадный вход в наш дом.
Входя, слегка пригнитесь: от пола до потолка чуть больше полутора метров. Однако на самом деле пол гораздо ниже, просто его не видно, он скрыт ящиками, придвинутыми тесно один к другому.
Окон нет, но не так уж темно, бамбуковые стенки просвечивают, и брезент, даже двойной, — им укрыта хижина сверху, сзади и с левого борта, — тоже пропускает свет солнца, и в мягкой цветной полутьме легко различить прежде всего восемь наших постелей, четыре и четыре, валетом, ногами к центру, изголовьями к носу и корме.
Вон мое место, в правом переднем углу; остальные места распределены так: головой по ходу, справа налево — Жорж, Мадани, Норман; ногами по ходу, тоже справа налево — Сантьяго, Кей, Карло и Тур.