На ринге ствол не нужен
Шрифт:
– А у вас нет чего-нибудь стимулирующего, Валерий Александрович? – спросил он, раскачивая руками массивную спинку стула.
– Наркота? – Фролов презрительно скривился. – Я не одобряю подобного среди своих бойцов. А разве ты наркоман?
– Нет, я не имел в виду наркотики, – поспешно открестился от такого предположения Гуров. – Просто какой-нибудь стимулирующий препарат. Транквилизатор. Я считал, что вы практикуете что-то подобное. Когда я видел…
– Никогда, – резко оборвал его владелец подпольного спортивного клуба. – Никогда в моем заведении не будет ничего подобного. Публика может убиваться сколько угодно, хоть до блевоты. Но не бойцы. Боец всегда должен оставаться бойцом. Знаешь, что такое боец, Азазелло? – Гуров понял, что это вопрос из сугубо риторических, и предпочел не отвечать на него. Не прошло и двух секунд, как Фролов уже продолжил развивать дальше собственную мысль: – Боец – это не крепость мускулов. –
Гуров был вроде бы смущен такой пылкой тирадой.
– Извините, Валерий Александрович, – стыдливо произнес он. – Это я не подумавши. Просто, как я уже говорил, для меня это впервые. Врезать как следует я могу. Так, чтобы с копыт сбить, но знать, что я убиваю человека… – Перед тем как произнести следующую фразу, полковник набрал в легкие побольше воздуха и, не мигая, уставился в бесцветные глаза Фролова. – А может, мы дадим моему противнику перед боем сидизкриниум? Вколем среднюю дозу…
– Чего мы сделаем? – брови Валерия сошлись над переносицей. – Вколем что? Сивиз?.. Синизхри?.. Что это еще за дрянь такая?
Гуров молчал. Либо Фролов был хорошим актером, что, в общем-то, не столь уж удивительно для бывшего комсомольского работника, либо он и в самом деле не понимал, о чем идет речь. Полковник склонен был остановиться на втором варианте, хотя и это по большому счету ни о чем не говорило. Владелец «Рекрута» мог и не разбираться в медикаментах, не считал нужным вникать в такие детали. Для этого у него вполне могли иметься более компетентные в подобных вопросах люди.
– У вас медики есть?
– К чему ты клонишь, парень? – недовольно проворчал Фролов. – При чем тут медики? Я все меньше и меньше тебя понимаю. Скажу только одно: мы не станем прибегать ни к каким штучкам. Ни к старым, ни к новомодным. Ни к чему. Ясно? Я хочу, чтобы ты пошел на ринг и отметелил своего противника за милую душу. С летальным исходом. И это должен быть честный бой. На все сто. Если так можно выразиться. Или ты все-таки отказываешься, Азазелло?
– Нет, я готов, Валерий Александрович.
Гуров еще не решил, что он будет делать на ринге и как выкручиваться из того неудобного для себя положения, в которое только что угодил. Скорее всего, как обычно, придется импровизировать на ходу. По обстоятельствам.
– Ну вот и славно, – Фролов поднялся со стула и поправил под воротом рубашки тугой узел стильного галстука. – Готовься и будь молодцом. Не разочаруй меня, парень. Я в тебя верю.
Его сухощавая кисть уже легла на ручку двери, когда с противоположной стороны постучали. Фролов открыл дверь. Гуров встал на ноги и буквально столкнулся взглядами с замершим на пороге его раздевалки Андреем Баркетовым. У полковника была отличная физиономическая память. Ему потребовалось не более трех-четырех секунд для того, чтобы узнать коренастого светловолосого мужчину со свернутым набок носом и багровым шрамом на правой щеке. Гуров видел его мельком всего один раз в кабинете у Велиханова несколько дней назад, но этого оказалось достаточно. По удивленно вскинутым бровям Баркетова полковник понял, что и у того отличная память на лица. Вот только времени на то, чтобы вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог видеть этого человека, Баркетову понадобилось чуть больше.
– В чем дело? – недовольно спросил у новичка Фролов. – Ты уже отсмотрел бои?
– Да… Валерий Александрович, я подумал, что готов к проверочному бою… – не сводя глаз с Гурова, Андрей все еще силился вспомнить, кто же перед ним. – И если вы не против…
Фролов продолжал стоять в дверном проеме, глядя на Баркетова снизу вверх. Гуров подумал, а не шагнуть ли ему вперед и просто нагло захлопнуть дверь в раздевалку. Авось этот тяжеловес так и не сумеет вспомнить главного. Если полковнику не изменяла память, Велиханов озвучил в тот день их со Стасом принадлежность к органам правопорядка… Но он не успел. Наблюдая за происходящими на лице Баркетова изменениями, полковник уловил то мгновение, когда боксер вспомнил все. На его могучих скулах угрожающе заходили желваки. Кулаки сжались, и Андрей машинально шагнул вперед.
– Мать твою, сука!
– Что? – Фролов даже вздрогнул от неожиданности.
– Валерий Александрович, это… Это же легавый!
Фролов круто развернулся. Гуров отступил назад. Бросил взгляд на висевший в раскрытом платяном шкафу плащ. Верный «штайр» был подшит с внутренней стороны подкладки.
– Не по-онял, – нараспев протянул Валерий, прищуривая правый глаз.
– Я вам точно говорю, Валерий Александрович, – стоял на своем Баркетов. Крепким широкоплечим телом он загородил весь дверной проем, словно отрезая Гурову путь к возможному бегству. – Я узнал этого мусора. Он приходил к Леониду Павловичу и нюхал там насчет смерти Свешникова. Мне Леонид Павлович сам сказал, когда они ушли. С ним был еще один ментяра. Это произошло на следующий день после гибели Игоря.
– Это правда? – Фролов смотрел на Гурова.
Полковник обезоруживающе улыбнулся и через голову Валерия обратился к Баркетову:
– Гонишь. Обознался ты, братан. В натуре обознался. Какой я тебе легавый? Ты что?
Но Андрей и не слушал его.
– Мне Леонид Павлович даже фамилию этого мента назвал, – гнул он свое. – Сейчас припомню. Как же?.. Блин. Гуров, вот. Гуров его фамилия. Отвечаю за базар, Валерий Александрович.
Выражение лица Фролова, можно сказать, открытым текстом подсказало полковнику, что все его дальнейшие попытки отболтаться и запудрить им мозги заранее обречены на неудачу. Роль Гурова, успешно исполняемая им последние дни, накрылась пыльным мешком. Его раскрыли. Вот так глупо и неожиданно по воле идиотского случайного совпадения. Не тратя больше времени на раздумья и бесплодные разговоры, Гуров сделал стремительный бросок к шкафу. Сорвал с вешалки плащ и вместе с ним опрокинулся на пол. Фролов быстро ушел в сторону, без предварительной договоренности освобождая Баркетову место для ответного маневра. Тот с ходу понял Валерия и тараном устремился вперед. Гуров разорвал подкладку плаща, ухватил пальцами рукоятку «штайра», но Баркетов навалился на него сверху и уверенно подмял под себя. Полковник ударил его двумя локтями по ребрам, но это не возымело должного результата. Баркетов жестко заехал противнику кулаком в челюсть, а затем его крепкие, словно стальные, пальцы сомкнулись на горле полковника. Гуров напряг мышцы шеи. Лицо его покраснело. Плащ вместе с уже отвоеванным практически пистолетом пришлось бросить. Кулаки замолотили по корпусу Баркетова, но тот будто и не чувствовал ударов. Извернувшись ужом, как это уже не раз случалось за время богатой практики, Гуров со всей силы погрузил колено в пах атакующего. Тело Баркетова дернулось, как от пробежавшего по нему разряда электрического тока, из легких с глухим стоном вырвался воздух, а пальцы на горле полковника существенно ослабили хватку. Гуров моментально воспользовался этим, подался вперед и лбом ударил Баркетова в хорошо известную ему болевую точку, расположенную в ямочке между носом и верхней губой. При сильном точечном ударе в это место можно было легко убить неприятеля, но в планы Гурова не входило бессмысленное насилие с летальным исходом. Поэтому его удар был рассчитан только на то, чтобы выключить противника. Веки Баркетова вздрогнули, белки глаз закатились, и он всем телом рухнул на Гурова. Полковник ногой оттолкнул его в сторону и стремительно поднялся. «Штайр» вновь был у него в руке, а плащ отброшен за ненадобностью.
Определив для себя исход схватки, Фролов уже выскочил в коридор. Гуров слышал, как он громко орал, призывая на помощь бойцов из соседних раздевалок. До зала его крики вряд ли долетали. Полковник выбежал следом и успел заметить, как худощавая фигура Валерия скрылась в тренировочном зале. Щелкнул замок. Фролов заперся изнутри. Гуров двинулся вперед, но ему тут же преградил путь низкорослый крепкий Бомба в небрежно накинутом на плечи синем халате. Он угрожающе встал в стойку, выставив перед собой пудовые кулаки, но Гуров только усмехнулся и продемонстрировал Бомбе «штайр».
– С дороги, – произнес он металлическим голосом. – Не усугубляй свое и без того незавидное положение, Бомба. Я представляю закон! Отойди в сторону.
Бомба не послушался. Напротив, игнорируя оружие в руке Гурова, он сделал выпад, метя неприятелю в грудь. Гуров отклонился, но действия Бомбы отвлекли его. Он не заметил, как сзади к нему подкрался Барракуда и со всей силы, на какую был способен, ударил полковника ногой в спину. Гуров пошатнулся, но удержал равновесие. Бомба попытался выбить оружие у него из рук. Полковник нырнул вниз, принял позицию «низкий шаг» и, крутнувшись на опорной ноге, выполнил быструю подсечку. Бомба растянулся на полу, больно приложившись затылком к деревянному покрытию. Босая подошва Барракуды с загрубевшей и потрескавшейся пяткой просвистела над головой Гурова. Полковник поднялся и развернулся лицом к новому противнику. Барракуда подпрыгнул, но это его действие было не более чем обманный финт. Гуров легко разгадал его. Ноги Барракуды стремительно замелькали в воздухе, Гуров отступил и, посчитав излишним тратить время и физические силы на столь незначительную фигуру, поднял ствол «штайра» на уровень живота. Плавно спустил курок. Барракуда замер, как механическая игрушка, у которой неожиданно кончился завод. Удивленно перевел взгляд на зависшую в воздухе правую ногу, наблюдая, как из простреленной голени по густым черным волосам заструилась ярко-алая кровь. Руки автоматически накрыли рану, а затем Барракуда осел, стукнувшись копчиком об пол.