На секретной службе
Шрифт:
– Сказочник хренов, – буркнул Бондарь, возвращаясь в номер, озаренный неверным светом оранжевого пламени.
Сборы заняли минимум времени. Действуя с четкостью робота, Бондарь побросал вещи в сумку и, избегая смотреть на Милочкин труп, заглянул в ванную комнату.
Она выглядела так, словно в ней на славу порезвилась бригада безумных молотобойцев. Дальняя стена, растерявшая почти всю плитку, угрожающе кренилась внутрь. Было странно видеть на ней уцелевшее зеркало, но еще более дико смотрелся отразившийся в нем Бондарь, чумазый, голый по пояс, с грудью, иссеченной порезами
Тогда он шагнул к водяной струе, хлеставшей из перебитой трубы, и принялся умываться. Ему не хотелось, чтобы встречные в потемках принимали его за обитателя Преисподней.
XI. На тропе войны
Когда одетый Бондарь с сумкой в руке выбрался на балкон, внизу торчала кучка зевак. Если бы не поздний час, их могло бы оказаться возле гостиницы значительно больше. Чужая беда всегда завоевывает зрительские симпатии, особенно, если она эффектно обставлена. Это был именно такой случай.
Надрывались милицейские сирены, голосили пожарные машины, пронеслась и скрылась за углом полыхающая фарами карета «Скорой помощи». Пока что главные события разворачивались возле центрального входа, и это давало возможность уйти по-английски, не прощаясь.
Бондарь повернулся к соседнему балкону, где сидел на корточках мужчина, баюкающий обеими руками окровавленную голову. Свидетель из него явно никудышний, что ж, тем лучше для него. Бондарь не хотел причинять вреда братьям-славянам. Свои, как-никак, хоть и дико «нэзалэжние».
Не так давно Бондарю довелось побывать в Севастополе, где он лишний раз убедился в том, что украинцы и русские имеют общего гораздо больше, чем хочется думать различным политикам, сталкивающим оба народа лбами. Что касается Бондаря, то он не мог заставить себя относиться к рядовому украинцу так, словно перед ним находился чеченский боевик или эстонский фашист. Вместо того чтобы прикончить потенциального свидетеля, он отвернулся, швырнул сумку вниз, затем перебрался через перила и последовал за ней.
Оп! Городской тротуар – не лучшее место для приземления человека, сиганувшего со второго этажа, но если этот человек в молодости совершил не один десяток прыжков с парашютом, то асфальт примет его мягче вскопанного газона.
Ступни Бондаря привычно сошлись вместе, ноги спружинили, соприкоснувшись с тротуаром. Сделав пару шагов для сохранения равновесия, он подхватил сумку и пояснил шарахнувшимся в стороны зевакам:
– Пожар в номере. Чуть не сгорел заживо.
Их было трое: все, как на подбор, молодые, рослые, обряженные по моде современных уличных босяков в темные пайты с капюшонами и с обязательными бутылками пива в руках. Ребятишки либо возвращались с тусовки, либо направлялись на тусовку, либо просто тусовались возле гостиницы, когда взрыв и суматоха привлекли их внимание, заставив задержаться на темной улочке.
– А сам ты кто, мужик? – донеслось из-под двух капюшонов одновременно.
– Пострадавший, кто же еще, – сказал Бондарь, прикоснувшись к оцарапанной щеке. – Внутри газ взорвался. Теперь там ужас что творится.
Проследив за его указательным пальцем, парни, все как один,
Шансы испариться бесследно имелись, неплохие шансы. Насчет отпечатков пальцев, оставленных в номере, можно было не беспокоиться, поскольку данных на оперативных сотрудников ФСБ в картотеках СБУ и МВД Украины не водится. Следствию не удастся выяснить, что за мужчина находился в номере в момент взрыва, ведь номер был зарегистрирован на паспорт Людмилы Борисовны Плющ. Даже словесного описания незнакомца будет дать некому, поскольку дежурная по второму этажу погибла на боевом посту. Вот уж удовлетворила любопытство так удовлетворила. Сидела бы себе на месте, свитер вязала, книжки почитывала. Так нет, принесла же ее нелегкая к злополучной двери.
Впрочем, нелегкая только входила во вкус.
– Погодь, мужик! – прозвучало за спиной Бондаря. – А ну, погодь, слышь?
Не сбавляя шага, он оглянулся на троицу парней, припустившихся за ним. Разгоряченные алкоголем, они все же вознамерились задержать подозрительного, по их мнению, человека, покинувшего гостиницу через балкон. Решимости ребятишкам было не занимать. Приостанавливаясь на бегу, они поочередно приседали, ударяя донышками пивных бутылок об асфальт. Вскоре в правой руке каждого ощетинилась стеклянными зазубринами так называемая розочка – излюбленное оружие уличной шпаны.
Ребятишки жаждали острых ощущений. Что ж, было бы несправедливо отказывать им в такой малости.
Бондарь бросился наутек, бестолково размахивая сумкой и затравленно озираясь через плечо. На бегу он едва не налетел на урну, а прежде чем юркнуть в черный зев арки, картинно споткнулся о бордюр.
Легкая добыча. Ату его, ату!
Три пары бегущих ног, обутых в легкие кроссовки, едва касались мостовой, наращивая скорость. Три стеклянные «розочки» сверкали во мраке. Три молодые глотки выкрикивали наперебой:
– Погодь, мужик, тебе говорят! Погодь, а то хуже будет!
Куда уж хуже, если дальше некуда?
Ворвавшись в подворотню, преследователи не сразу сообразили, что еще не поздно повернуть обратно. Растянувшись короткой цепью, не вырываясь вперед, но и не отставая друг от друга ни на шаг, они двинулись к остановившемуся незнакомцу. Упиваясь своим превосходством, они не замечали, что мужчина ведет себя не так, как полагается затравленной жертве. Не пятится, не просит пощады, не улепетывает, как заяц.
Молча стоит с сумкой в руке и ждет. Чего ждет, спрашивается?
– Сел на землю, живо, – распорядился крайний слева. – Сумку бросил, руки закинул за голову. Ну, что вылупился? Не понимаешь русского языка?
Бондарь молчал, сохраняя полную неподвижность.
– Да он хачик! – предположил правофланговый. – Волосы черные, харя заросшая. Допрыгался, хачик? Добегался?
Бондарь по-прежнему молчал.
Тогда голос подал находившийся по центру:
– Гасим, – скомандовал он. – Менты нам только спасибо скажут.