(На)следственные мероприятия
Шрифт:
Диего, впрочем, тоже был «свободной птицей» – по увольнении из пограничной стражи нигде больше не работал. Вот уже года два как. Но хватки не потерял: не прошло и четверти минуты, как я открыл глаза, а верзила, скомкав в кулак ворот моей рубашки, уже поднимал меня на ноги, грозно спрашивая:
– Подслушивал?
– А что тут можно было услышать? Хоровое сопение разве что.
Он долго смотрел мне глаза в глаза. Нехорошо смотрел, не по-доброму. Как и положено верному телохранителю. Потом справедливо подытожил:
– Ты мне
– Взаимно, красавчик! – Я чмокнул губами, изображая воздушный поцелуй.
Второй кулак, до сих пор свободный, просвистел в воздухе и непременно заехал бы мне в скулу, если бы рвение Диего не остановил робкий девичий голос:
– Он же нам помог!
– Послушай ребенка! Святая правда, между прочим! – кивнул я, искоса поглядывая все же на кулак, зависший в воздухе.
– Ага, помог, – мрачно согласился верзила, отпуская рубашку.
Зря он это сделал: стоять на связанных ногах было не очень-то удобно. Стреножили по всем правилам, конечно, но, когда голова слегка кружится, три дюйма на свободу маневра – слишком мало.
– Сеньора миа, этот человек опасен.
– Почему? – Элисабет подошла поближе. Пока не наткнулась на предупредительно выставленную ладонь Диего.
– Стойте там, сеньора миа!
– Хорошо, хорошо! – Она, словно успокаивая, похлопала его по плечу. – Но объясни свои слова. Я не понимаю, почему ты…
– Он не боится нас.
– А должен? – хмыкнул я. – Малолетка, тупой амбал и сумасшедший ученый – набор, конечно, как раз из фильма ужасов, но кастинг явно не задался.
Лезвие мачете, без единого звука выскользнувшее из ножен, коснулось моего горла, и шея рефлекторно изогнулась по форме острой кромки. Впрочем, телодвижения не принесли никакого полезного результата: верзила еще с минуту молча смотрел мне прямо в глаза, а потом убрал оружие. Так же неуловимо, как и доставал.
– Видите, сеньора миа? Не боится.
– И это тебя обижает? – спросила девочка.
Произнеси такие слова кто угодно, и, уверен, Диего разорвал бы обидчика в клочья. Но Элисабет вовсе не смеялась. Даже не улыбнулась. Наоборот, была совершенно серьезна и искренне участлива. Верзила раздул ноздри, да и щеки вроде бы тоже, побагровел, но сдержался и покорно процедил сквозь зубы:
– Обижает. Да.
Ладошка девочки снова легла на мускулистое плечо.
– Это же плохо, когда люди боятся.
– Люди должны меня бояться, сеньора миа! Я же охраняю вас!
– Но тогда и меня будут бояться? – сделала логический вывод Элисабет. – А я не хочу, чтобы меня боялись…
На глаза девочки навернулись слезы, и Диего, выдохнув все свое раздражение прочь, прижал девочку к груди.
– Не плачьте, сеньора миа… Если вы примете этот путь, вам придется пройти по нему до самого конца. А я буду с вами. Всегда.
– А если я откажусь? – спросила девушка у кармана на клетчатой рубашке Диего.
– Зато я не откажусь никогда.
Парень в халате, из-под
– Это надолго?
– А как повезет, – сообщил Ли, не прекращая вращения, и я невольно позавидовал его вестибулярному аппарату. – Но больше недели еще не длилось ни разу.
– Ну тогда я пока вздремну, а вы меня потом разбу…
Диего мягко, но настойчиво отодвинул девочку от себя и снова повернулся ко мне:
– Я кому-нибудь разрешал садиться?
Прозвучало внушительно. Так, что парень в халате судорожно затормозил ногой об пол, издав подметкой противный скрип, а когда быстро остановиться не получилось, и вовсе спрыгнул со стула. Мне проделывать подобный трюк – имею в виду, подняться на ноги – было затруднительно, но верзила не поскупился и снова применил свою выдающуюся физическую силу. Окончательно дорывая при этом ворот моей рубашки.
– Никто никуда не двинется, пока я не скажу. Ясно?
– Ясно-ясно! – замахал руками Ли Брендон. – У меня от тебя уже мурашки по коже… А я, между прочим, натура тонкой научной организации, мне требуется тишина и комфорт!
Диего скорчил жуткую гримасу, по которой стало совершенно понятно, что вся троица – не разлей вода, прямо как наш отдел. До моего в нем появления. А после…
Ну и как мне разбавить собой этот компот? У Барбары всегда все просто. В теории. На бумаге. И тетушка удачно делает вид, будто не знает, что в открытом поле любые бумажки, даже скрепленные самыми весомыми печатями, годятся исключительно для одного типа применения… Чтобы подтереться, ага.
– У вас такая теплая, дружная компания… Что я в ней забыл, а?
Поскольку мне не ответили сразу, пришлось развивать мысль дальше:
– Честно говоря, рассчитывал распрощаться с вами еще на набережной. Приглашения в дом не просил, ни словом, ни полсловом. Так какого же черта я здесь делаю?!
Элисабет выступила вперед, впрочем не пересекая невидимую черту, проведенную ладонью Диего.
– Простите, это я виновата.
– Сеньора миа, никогда, ни при каких условиях, вам не пристало…
– Диего, пожалуйста, помолчи, – попросила девочка и, надо признать, сделала это с заметной твердостью в голосе.
Верзила оценил изменение интонации, причем, как мне показалось, не столько возмутился, сколько обрадовался. Но, конечно, всеми силами постарался этого не показывать.
– Я не понимаю, почему и кого кто должен бояться, – чуть с меньшей уверенностью продолжила Элисабет. – Но в том магазине вы вели себя…
Нагло? Вызывающе? Идиотски? Безответственно?
– Как человек с опытом, – наконец подобрала она нужные слова. – А мне… нам всем очень нужен опыт.