(На)следственные мероприятия
Шрифт:
Я не смогу сделать из принцессы королеву в течение нескольких дней. Не по моим это силам. Но подвести инфанту к трону на самое близкое расстояние, какое только возможно… Почему бы и нет? С высоты больнее падать, не спорю, зато пока летишь, преисполняешься гордости от того, что все-таки сумел забраться наверх. И тогда каждая ступенька станет самой настоящей вершиной. Каждый пункт списка.
– Сеньора миа.
Она послушно подняла подбородок, как прилежная ученица.
– Вы должны раз и навсегда приказать себе привыкнуть к неожиданностям. – Особенно на те дни, пока я рядом. – Привыкнуть к тому, что они
– Разве к такому можно привыкнуть? – хлопнули серебристые ресницы.
А я почем знаю? У меня эта привычка практически врожденная, а вот как все происходит у нормальных людей…
– Я не говорил о возможностях. Это нужно. Просто нужно. Даже если бы в душе на самом деле висел труп, это еще не повод терять сознание. Потому что в вашем случае потеря сознания – это потеря не вашего личного контроля, а контроля вообще. Что будут делать ваши люди? Защищать вас. Спасать. Прикрывать собой и все такое. Это хорошо. Нет, это замечательно! Но отступление без руководства куда опаснее, чем отчаянная атака во главе с беспечным сорванцом: она-то как раз вполне себе может получиться.
– Я не понимаю… – всхлипнула Элисабет.
Ну в точности Эд, когда слушает мои нотации! Настоящие, имею в виду, а не обычное ворчание. А чем можно поднять самооценку ребенка? Только одним: внушить, что возраст не помеха всем прочим достоинствам.
– Вы, сеньора миа – королева, святая дева и смысл жизни этих людей… Что-то не так, мистер Брендон? На вашем лице улыбка.
– Нет, ничего, ничего! – залопотал Ли, встретив угрюмый взгляд Диего.
– Тогда продолжаю. Итак, вы – то единственное, что должно оставаться живым, целым и невредимым. Но если тело можно защитить разными внешними способами, то с тем, что ранит ваше сердце, справитесь только вы сама. Со страхом, например. Со смертью близкого человека. С ненавистью и любовью наконец.
– С любовью? – переспросила инфанта. – Разве ее тоже нужно…
– Думаю, об этом пока рано говорить. Согласны? Или у вас уже есть…
– Никого у нее нет, – доложил телохранитель, и судя по тому, как он поспешил с ответом, но убрал недовольство из голоса, в нашем королевском доме все-таки назревала революция. Мирная.
– Это хорошо. То есть плохо, конечно, в общем, но сейчас и для всех нас – хорошо. Любовь оставим на потом. Сначала решим другие проблемы!
– Я не должна бояться?
– Вы можете делать все, что пожелаете. Вы же королева, помните об этом. Но поскольку у вас есть подданные… Да, пока маловато. Кстати, с увеличением количества степень ответственности обычно падает, так что в этом ваше нынешнее положение не слишком завидно.
– Я забочусь о… – Элисабет покраснела. – О своих подданных.
– Конечно! Даже не вздумайте думать иначе! И подданные заботятся о вас. Причем не меньше и не горячее. Но у них больше свободы в действиях. Должно быть больше свободы, иначе… Играть в куклы весело. Наверное. Но нерезультативно.
– Я же не запрещаю…
– И не надо пробовать. Вы должны излагать только свою волю, а уж наше дело ее исполнять как умеем. Это понятно?
– Не очень, – призналась инфанта.
– Попробуйте запомнить пока вот что, сеньора миа. Ради вас любой человек в этой комнате может совершить очень странный или очень опасный поступок, возможно,
– Но как это связано с…
– Мы беспрекословно принимаем вашу волю, вы – нашу службу. Самую неожиданную. Принимаете как должное. Всех остальных людей и их мозговых тараканов, пожалуйста, бойтесь, если пожелаете. Нас – не нужно.
– Значит, вы… – Она сделала шаг вперед, словно собиралась дотронуться до моего плеча, но донельзя кстати возникшая легкая судорога мышц, заставившая меня передернуть плечами, напомнила инфанте о соблюдении необходимой дистанции. – Вы не собирались…
Ну вот, теперь можно и вернуться к тому, с чего все началось. К объяснениям.
– Вешаться? Вообще-то я пытался поспать. И мне это даже удавалось, пока… Да, я, пожалуй, вполне выспался. И честно говоря, не отказался бы от завтрака, если в этом доме еще осталось съестное!
Они помолчали. Все трое. Девочка – явно напряженно вспоминая, что завалялось в холодильнике. Брендон – опасливо косясь в сторону телохранителя, поскольку хоть и разделял рвение своего товарища по несчастью, но вряд ли был настроен на активные боевые действия. Диего… На лице этого верзилы мысли читались с трудом. Но именно их нехватка, похоже, и породила следующее заключение:
– Я думаю, нам всем стоит послушать этого человека.
И они послушали. Хотя пришлось приложить несколько больше усилий, чем я предполагал, чтобы внушить троице очень простую мысль о белой вороне, каковой мне приходилось выглядеть сейчас в любом уголке столицы. Может, где-то и существовал квартал или резервация, населенная исключительно индейцами в боевой раскраске, но она явно не годилась для осуществления следующего пункта по списку, а именно: промышленного шпионажа.
Каковы из себя должны быть шпионы? Либо шикарно-ослепительны, чтобы слепить всем глаза своим блеском, либо незаметны даже при прямом и очень внимательном взгляде. Я сейчас не подходил ни под первую категорию, ни под вторую. Элисабет, впрочем, тоже. Из Диего и Брендона можно было, при определенном старании, изобразить что-нибудь пригодное для дела, но, прежде чем начинать сражение, всегда неплохо определиться, на каком поле оно будет происходить. Поэтому сразу после раннего завтрака мы отправились туда, где промышленных секретов было пруд пруди. В Малый Сити.
Я уже посещал его пару раз, последний – совсем недавно, в компании Амано, но как это обычно бывает, все бегом да бегом, не поднимая взгляда от протоколов… А тут выдалась возможность постоять на месте и полюбоваться лабиринтами из стекла, стали и бетона, поднимающимися на невероятную высоту. Центральный Сити, конечно, впечатляет непосвященного больше, но именно здесь, между биржевыми сводками, акциями, облигациями, бизнес-планами, прочими бумажками, стоящими невероятных денег, и обычной жизнью расстояние было минимальным: в одном и том же кафе могли сидеть за соседними столиками офисные труженики и мамаша, выгуливающая ребенка в последние деньки перед школой.