На снегу розовый свет...
Шрифт:
Кому из фотожурналистов, либо из журналистов пишущих не хотелось бы напасть на сенсацию, не хотелось бы славы? К сожалению, подавляющее большинство сенсаций отдаёт запахом какой–нибудь гадости, мертвечины. Сенсация рассчитана, прежде всего, на нездоровое любопытство людей к чужим несчастьям, промахам и ошибкам. Она потому и пользуется спросом. Пример: кто–то попал в аварию. «Хорошо, что не я» — мелькает в голове у случайного свидетеля, и он торопливо пытается запомнить подробности кровавой драмы, смакуя в подсознании каждую деталь. Кого–то застукали в чужой спальне. «Хорошо, что не меня» — думает безгрешный обыватель, прочитавши о том в газете. И потом ещё несколько раз внимательно
Вряд ли кто откроется вам напрямую в этих своих маленьких слабостях. " Люди не стыдятся думать что–нибудь грязное, но стыдятся, когда предполагают, что им приписывают эти грязные мысли». (Ф. Ницше).
Никто не признается вам, что ему доставляет удовольствие смотреть телесюжеты о катастрофах на железных дорогах, точнее — рассматривать изуродованные жертвы происшествий. И святое дело всегда уступает место злодейству на первой полосе любой газеты, любой программы теленовостей.
Ничто человеческое оказалось не чуждым и нашему Славику. Даже такое. Тем более — такое. Сенсация сама заплыла в руки, и как тут Славе отказаться от неминуемой славы? Сложив бесценные кассетки в кофр, как на крыльях, полетел фотокор в редакцию. Но, к 95-му, перестройка в Актюбинске уже практически закончилась, и потому шеф посмотрел на него, как на идиота, а потом, как с идиотом, поговорил. Насчёт того, что гласность у нас — это не вседозволенность, и что место у Славика неплохое, а он им не дорожит совсем, не ценит доброго расположения руководства. В общем, сделал Славику холодный душ, полезный ему для дальнейшего здоровья.
Шёл к себе домой Славик по Ленинскому проспекту, переживал, и попался ему навстречу ещё один главный редактор — Володя Беляков. Телевидение РИКА — это что–то вроде НТВ до Путина. И даже ещё свободнее. Они первыми в городе стали показывать американские фильмы и хорошо на этом нагрели и руки и ноги. Володя обратил внимание на подавленное состояние коллеги–журналиста, узнал о его печали и предложил место для сенсации в своём независимом эфире. — А можно? — спросил, ещё не оклемавшийся от беседы со своим начальником, Славик. На что независимый Беляков только хмыкнул.
Появился повод посидеть за чашечкой кофе. Славик пригласил Белякова к себе. После третьего стакана водки Беляков обратил внимание на обилие закусок, которые, к тому же, не кончались, и в голову к нему закрались некоторые подозрения. Володя спросил: " А ты что, женат? Когда успел?». После третьего стакана, почему не рассказать родному в доску другу чистую правду? И Славик поделился своей необычной тайной. Лариса всё это время подавала на стол, улыбалась и бесшумно исчезала в своей комнате.
Володя оживился. Как всякий здоровый мужчина, он питал к девушкам и женщинам сильную слабость, даже будучи основательно женат. Все журналистки, которые поступали к Белякову на работу, проходили испытательный срок. Наряду с техникой владения пером, они тестировались на сексуальную совместимость со своим будущим шефом. На незамысловатый свой аршин он мерял их профессиональную пригодность.
Юным девушкам, которые избирают своим поприщем журналистику, нужно привыкать к мысли о том, что, время от времени, им нужно будет поступаться своими принципами. Такова специфика этой древней профессии. И уступки своему редактору — это ещё не самый большой грех. Это всего–навсего тренинг. Он поможет в дальнейшем писать хорошие статьи и не обижать власть, которая, рано или поздно, объявится и станет главным сексуальным партнёром журналиста. Добавлять ли к этому, что власть, в принципе, бисексуальна? Что ей всё равно, какого пола журналист её обслуживает…
— Так, говоришь, кукла? — недоверчиво переспросил Славика Беляков. Как мог, фотокор поделился с гостем секретами своего счастья. Беляков, как человек, привыкший доверять только фактам и собственным ощущениям, а также, уже хорошо выпивший, спросил дальше: «А дашь попробовать?». Не совсем корректная, откровенно говоря, просьба. Но — обещал ведь показать в эфире забойный Славкин репортаж. Ни одна газета, ни одно телевидение в Актюбинске его не возьмёт. Потом — всё равно Лариска кукла. Робот. Что с неё — как с гуся вода. Сбегает в душ — только и всего. И — водки уже три бутылки выпили. Четвёртую почали. — А что? Бери, Володя! — сделал широкий жест Славик. — Лариса! — позвал он свою японскую девушку. А потом сидел на кухне, допивал в одиночестве оставшуюся бутылку.
Ночь проспал трупом. Наутро — головная боль, во рту — кошки накакали. — Лариса!.. — простонал Славик, ожидая участия и первой помощи в тяжелом своём положении. Но никто не отозвался. Славик ползал по комнате, тыкался во все углы опухшим смятым лицом — Ларисы не было нигде. В конце концов, он увидел записку, которая положена была на самое видное место — какая разница, куда.
«Я не кукла — писала ему Лариса (такое вот странное начало). Я — обыкновенный человек. Никогда не любила мужчин. Хотела завести ребёнка, но, к сожалению, нет никакого иного способа, как… вот этот… Работала на «Актюбрентгене» программистом. Как–то мне попалась в руки твоя анкета. Для возможного отца — всё, что нужно. Спортсмен. С чего это ты вдруг начал пить? Но дело не в этом. Три месяца прошло, а беременность так и не наступила. Ты начал подкладывать меня своим дружкам… Господи!.. Могла ли я когда–нибудь подумать?.. Я ухожу».
Славик не увидел больше своей Ларисы.
Володя же Беляков его обманул. Он забрал кассеты и обменял их на место народного депутата. Мог взять деньгами, но одолела, одержала верх, любовь к простым людям. Народ, как водится, дружно проголосовал за Белякова во время очередных выборов. Независимый журналист стал вхож в святая святых — в кабинет к самому Аслану Спулаевичу.
С работы Славика уволили. Незнание государственного языка. Обнаружились какие–то досадные нестыковки с образованием. Объективные причины. На кого тут жаловаться? Если на кого и жаловаться, то только на самого себя.
Но с работой потом всё–таки наладилось. Фоторепортёр Славик был классный. Взяли его обратно. Пожурили слегка. Поунижали. Оформили на должность уборщицы. Ну, чтобы никто из проверяющих не придрался насчёт языка и образования. Уборщица перешла в фотокорреспонденты. Продолжала мыть полы, но зарплату получала, как зрелый фотомастер. Ну, Славке–то деньги зачем? Живёт один. И — теперь уже коту ясно — таким и останется. Эти японские микрочипы его всё–таки основательно пришибли. Внешне незаметно было. Только стал слегка заикаться. Из–за чего и получил от нас с Горбачевским прозвище Мугму, о чём мы тактично ему не говорили.
А насчёт Ларисы… Встретился мне как–то на автобусной остановке Лёва Берг, инженер с того самого «Актюбрентгена». И начал рассказывать про службу знакомств, и… про куклу–робота, которую прислали им прямо из Японии, в порядке шефской помощи.
— И где же она теперь? — спросил я, скептический и недоверчивый. — А — нету — ответил Лёва. — Ушла и не вернулась. Один футляр остался. Кто знал, что она такая самостоятельная? Найти не смогли. Японцы нас предупреждали, что она очень умная.
И всё вернулось на круги своя. Осенью Славка снова пробежал марафон. Мы с Горбачевским опять заходили к нему в гости, пили кофе, шутили.