На стальном ветру
Шрифт:
Вскоре она обнаружила Ноя, своих детей и свой собственный гроб, все еще пустой. Индикаторы состояния показывали, что прогрев начался, но Чику понятия не имела, как далеко продвинулся этот процесс. После десятилетий сна на данном этапе не было никакой спешки.
Она протянула руку, чтобы дотронуться до шкафчика Ноя. На этот раз ее пальцы были в перчатках. Маленькие отметины, которые она когда-то оставила, отпечатки ее прикосновений, вскоре были стерты с металла - меньшего она и не ожидала. Но чистка была достаточно агрессивной, чтобы на поверхности шкафа образовались два овала, к которым она теперь прижимала кончики пальцев в перчатках.
– Скоро, - прошептала она. И хотя она произносила это обещание достаточно часто, сегодня оно имело силу.
– Я никогда не хотела, чтобы все произошло таким образом, - сказала она, глядя ему в глаза, надеясь найти в них намек на примирение, какой-нибудь слабый признак того, что он может простить ее или, по крайней мере, прийти к пониманию ее поступков.
– Ты хочешь сказать, что никогда не хотела, чтобы я знал?
– спросил Ной.
– Нет, - сказала она более яростно, чем хотела.
– Дело совсем не в этом. Предполагалось, что это займет несколько дней, не больше. Я не думала, что стоит беспокоить вас своим решением. Чем с меньшим количеством людей я разговаривала, тем меньше объяснений мне приходилось делать.
– И ты не хотела объясняться со мной, не так ли?
– Нет, - повторила она.
– Но если бы ты не знал, никто бы не ожидал, что вы будете отчитываться за мои действия. Это была моя проблема - только моя.
– Я думал, она наша.
Они были на кухне. Ной неохотно проводил ее домой, оставив детей в клинике, сбитых с толку и скучающих, в то время как их родители отправились решать свое будущее наедине. Это было не то счастливое пробуждение, которого они все с нетерпением ждали. Ной сидел напротив нее за столом, как гость, чувствующий себя неуютно в доме. Он даже не закрыл за ними дверь.
– Это была наша проблема, - сказала она, ее руки были на полпути к его рукам на столешнице, но не соприкасались. Расстояние между ними казалось галактическим.
– Но ты не смог помочь мне с новостями из дома. Я должна была бодрствовать, когда она возникла - я не хотела оставлять ее до конца нашей спячки.
– Чего ты всерьез надеялась достичь всего за несколько дней?
– Я не знаю. Может быть, привести в движение какие-нибудь механизмы, чтобы убедиться, что к настоящему времени мы находимся в лучшем положении.
– Через несколько дней.
– Я знаю, это было не очень реалистично. Но после того, как я услышала новости, я не смогла вернуться в хранилища.
– Бодрствовать было важнее, чем сдержать обещание, данное собственной семье?
– И что, по-твоему, я должна на это ответить?
– Говори честно.
– Тогда ладно. Да. Оставаться бодрствующей было важнее. Я люблю тебя и детей больше всего на свете - ты ведь знаешь это, не так ли? Но только по этой причине я должна была действовать. Я не могла любить тебя и отступить, как только поняла, что грядет что-то, что причинит боль тебе, причинит боль Ндеге и Мпоси. Вот что такое любовь - самопожертвование. Жертвуя всем, нашим браком, если это необходимо, из любви к тебе. Разве ты этого не видишь?
– А как насчет доверия? Однажды ты доверилась мне, помнишь? Я видел танторов.
– Пожалуйста, - сказала она.
– Не волнуйся. Я сохраню твой секрет - я держу свои обещания.
Она посмотрела вниз. Ее пальцы казались ей неправильными, как будто в какой-то момент их хирургическим путем заменили на пальцы гораздо более пожилой женщины.
– Я расскажу тебе в точности, что произошло. Новости из дома были плохими, Ной, невообразимо плохими. Для выживания всего каравана было крайне важно, чтобы мы сосредоточили наши усилия на проблеме замедления. После смерти Утоми - он погиб в результате несчастного случая до того, как я очнулась, - и устранения Су-Чун с дороги у меня появился шанс повлиять на изменение политики. Но это невозможно было сделать за одну ночь. Даже тогда я мыслила только в терминах лет. Два, три... самое большее пять. Я никогда не собиралась становиться председателем. Одно привело к другому, и... это просто случилось.
– И что же теперь происходит?
– сказал Ной совершенно рассудительным, но холодным тоном.
– У меня такое чувство, будто я разговариваю не с женщиной, на которой женился, а просто с какой-то ее дальней политически амбициозной знакомой. Председатель Экинья, ради бога!
– Я приходила в хранилища, чтобы увидеть тебя, снова и снова, мечтая о том дне, когда ты сможешь присоединиться ко мне. Проверь записи в клинике, если ты думаешь, что я лгу.
– Если бы это было так важно, ты бы присоединилась к нам.
– Ной сделал паузу.
– Я действительно проверил записи в клинике. До того дня, когда мы должны были проснуться, ты не появлялась почти три года.
– Нет, - решительно сказала она.
– В их бухгалтерии допущена ошибка. Это никогда не было так долго.
– За восемнадцать месяцев до этого, за год до этого. Интервалы становились все длиннее. Вначале ты приезжала сюда каждые несколько месяцев. Но это продолжалось недолго.
– Мне жаль, - сказала она.
– - Я никогда не имела в виду...
– Я тоже, - сказал Ной.
– Искренне сожалею. Тебе следовало довериться мне. Все было бы в порядке.
Он собрался уходить.
– Пожалуйста, - сказала она.
– Я устрою так, чтобы Мпоси и Ндеге встретились с тобой - им будет довольно трудно все это переварить.
Неужели он хотел утаить от нее детей? Если бы она облекла эту возможность в слова, превратила бы она это в неизбежность?
– Не вини меня, - сказала Чику с категорическим смирением, понимая, что ничто из того, что она сейчас скажет, не будет засчитано в ее пользу.
– Я всегда делала только то, что должно было быть сделано.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Время проглотило само себя, как змея. Внезапно до готовности "Ледокола" остались не годы и не месяцы, а недели. Сгорая от нетерпения, Чику посещала камеру швартовки так часто, как позволяла ее административная нагрузка. Пока спускаемый аппарат готовился к экспедиции, он был покрыт плотным слоем строительных лесов и герметичных опорных конструкций. Теперь большая часть этого была демонтирована или убрана в сторону, и лишь горстка техников в вакуумных костюмах все еще работала над окончательными деталями. Спускаемый аппарат длиной триста метров был выпотрошен и набит огромными топливными баками, что придавало чистым линиям корабля раздутый вид, словно его ужалили пчелы. Даже работающий на пост-чибесовской физике двигатель нуждался в топливе, и в большом количестве.