На свободное место
Шрифт:
Я подхожу к крайнему из сараев и с силой дергаю замок. Еще раз. Потом пытаюсь его выкрутить, повернуть. Все напрасно. Замок держит надежно. Тогда я перехожу к следующему сараю. Хватаюсь за замок. То же самое. Как я ни стараюсь, замок остается на месте. И третий сарай оказывается запертым так же крепко. Но четвертый…
Тот самый громадный, поистине амбарный замок, который я заметил еще издали, вдруг под легким нажимом вместе с одной из петель отваливается в сторону. Я на секунду даже застываю от неожиданности и стараюсь унять волнение. Егор Иванович за моей спиной тихо ойкает. Я оглядываюсь
— Оставайся, Егор Иванович. Обожди тут. Поохраняй. А я, пожалуй, пойду позвоню.
— Не сомневаешься, выходит? — упавшим голосом спрашивает он.
— Не сомневаюсь, — говорю я и иду звонить.
…Через полчаса двор наполняется людьми. Дежурная оперативная группа нашего управления, следователь прокуратуры, ребята из районного отделения, понятые. Поодаль толпятся жильцы соседних домов и, конечно, вездесущие мальчишки, которых загадочный телеграф созвал, кажется, со всей округи. Их внимание больше всего привлекает наш огромный красавец Марс, он сидит смирно возле проводника, вывалив набок красный язык и щурясь от солнца. Кажется, и он понимает, что вряд ли ему тут будет работа, события разыгрались три дня назад, и все следы давно, конечно, утеряны.
Тем временем мы открываем дверь сарая и, светя фонарями, начинаем осмотр. И наконец, в углу, за грудой досок, я обнаруживаю тело. Человек лежит в неестественной позе, с задранной брючиной, подвернув обе руки под себя. Он в расстегнутом зимнем пальто, без шапки. Синее, в пятнах лицо, остекленевшие глаза, черные волосы прилипли к мраморно-белому, в прожилках лбу. Фотограф делает нужные снимки, затем тело выносят на середину сарая, над ним нагибается врач, рассматривает что-то, потом безнадежно машет рукой и говорит следователю:
— Видите сами. Два удара ножом. И мгновенный летальный исход. Завтра получите подробное заключение. Можно увезти?
— Минуту еще, — говорит следователь и оборачивается ко мне: — Осмотрите, Виталий, его одежду. Внимательно только. Я сейчас протокол закончу.
Да, его не ограбили. Все оказывается на месте — бумажник, кошелек, часы, всякая карманная мелочь. Я все это передаю подошедшему снова следователю. Убитому на вид лет сорок пять, сквозь черные волосы уже проглядывает лысина, смуглое лицо, одет добротно, дорогой меховой воротник на модном пальто, красивый темный костюм, сорочка, галстук, ботинки — все дорогое, все самое модное. Куда он собирался, этот человек в тот вечер? На прием? В гости? В театр? За что его убили? Кто велел это сделать? Как всегда, тысяча вопросов окружает нас в этот момент. И ведь симпатичное лицо. Впрочем, было симпатичным. Нет, невозможно смириться с убийством в мирное время, в мирном городе…
— Какое странное имя, — говорит следователь, рассматривая бумаги убитого. — Гвимар. Слыхали такое имя когда-нибудь? Гвимар Иванович Семанский.
Действительно странное имя. Испанское, что ли? Откуда оно у русского человека может взяться? Кто были родители, давшие такое странное имя? Кто был сам этот человек? Да, это сейчас главный вопрос.
Тем временем тело увозят в морг. Все документы остаются у следователя. Эксперт и оперативники заканчивают осмотр сарая. К сожалению, он ничего не дал,
Следователь прощается со мной и, взглянув на часы, предлагает:
— Давайте в восемнадцать часов у Федора Кузьмича. Все там обсудим.
— Хорошо, — говорю. — А я тут пока еще покручусь.
— Правильно, — соглашается следователь. — Попробуйте установить, между прочим, откуда он вышел, этот человек, из какой квартиры.
— Именно, — киваю я.
И вот, в конце концов, мы снова остаемся вдвоем, Егор Иванович и я.
Проводив взглядом последнего из уходящих, исчезнувшего в черном проеме ворот, Егор Иванович сокрушенно вздыхает, бросает недокуренную сигарету в снег и машинально придавливает ее каблуком, потом обращается ко мне:
— Знаешь, чего скажу?
— Чего?
— На другой день, как его убили, — Егор Иванович кивает в сторону ворот, куда не так давно унесли труп, — вот тут крупнейшую кражу залепили, — он указывает на окно стоящего во дворе дома.
— Какой этаж? — невольно настораживаясь, спрашиваю я.
— Третий. А что?
— И Семанский в тот вечер спустился с третьего этажа. Когда они его во дворе ждали. Леха сказал.
— Что ж он, по-твоему, из той квартиры непременно шел?
— Кто его знает, — я пожимаю плечами и в свою очередь спрашиваю: — Кто там живет, в той квартире, знаешь?
— Само собой. Как не знать. Я уж после кражи раза два, считай, побывал там. Значит, так. Сам на фабрике работает. Начальник отдела. Солидный товарищ. Персональная машина у него. Ну, и собственная, конечно, имеется. Фамилия Купрейчик, зовут Виктор Арсентьевич. Ну, а жена — доктор, молодая еще.
Егор Иванович умолкает.
— Все? — нетерпеливо спрашиваю я.
— Все, — кивает Егор Иванович. — Двое их, значит, осталось. Ну, у него, правда, еще семья. Но та не в счет. Он с этой законно.
— Ты говоришь, осталось двое. А сколько же их было?
— А недавно еще трое было. Батюшка ее еще. Его квартира-то. Знаменитый профессор, академик. Тоже по медицине. Фамилия Брюханов, не слыхал?
— Слыхал.
— От батюшки небось?
— Ну да.
После того как отец смотрел в госпитале тяжело раненного Игоря, а потом еще двух или трех наших ребят, многие уже знают, кто он у меня, и я чуточку горжусь, а больше, пожалуй, мне неловко от этой популярности.
— Ну, ясное дело, — кивает Егор Иванович. — По одной линии работали. Но Брюханов-то все же академик. После него знаешь сколько осталось. Одних картин не сосчитать.
— Давай-ка уточним, — говорю я. — Кража, значит, когда была?
— Двадцать первого, в среду. А сегодня у нас пятница.
— Так. А убийство, по словам Лехи, произошло во вторник, вечером. Неужели одна и та же группа? Чем же им этот Гвимар Иванович помешал?
— Надо работать, — опять вздыхает Егор Иванович. — Так разве скажешь, чем да почему?
— Сейчас в ту квартиру идти, наверное, бесполезно? — спрашиваю я. — Небось на работе хозяева-то. Как думаешь?
— Кто их знает…
— Давай на всякий случай зайдем, — решаю я. — Все-таки шестой час уже. Его, значит, Виктором Арсентьевичем зовут. А супругу как, не знаешь?