На своей стороне
Шрифт:
– Вам известно, что мы не очень ладим с военной разведкой, по причине здоровой, и не очень, конкуренции между двумя, так сказать…
– Предприятиями?
– Точно подмечено, – подхватил Эско. – Но помимо этого военные, Генштаб и разведка меня сильно настораживают, порой даже пугают.
– Хотите нанести предупреждающий удар?
– Слишком громко сказано, однако после истории с лапуасцами эта борьба вышла на новый уровень. Мы стремимся взять под контроль правых.
– Вы делаете ставку на русского?
– Не совсем. В первую очередь я боюсь, что «вояки» могут использовать русского и провернуть что-нибудь вместе с правыми.
– Развивайте свою мысль далее, – Пауль начинал уставать от Эско.
– А история со Стольбергом. Куда шли следы? Правильно – в Генштаб и военную разведку. Причем все участники отделались, прямо сказать, легким испугом. Затем на какое-то время эти «рыцари» успокоились. Уже через пару лет состоялся марш на Хельсинки. Правых вовремя остановили. Вихтори Косола 37 умер, но патриотическое движение живет.
37
Вихтори Косола – родился в 1884 г., боролся за независимость Финляндии еще до революции 1917 года, отбывал срок в Санкт-Петербурге, участвовал в Гражданской войне. Лидер и основатель Лапуаского движения, после запрета которого основал Патриотическое народное движение.
– Эско, вы идете от частного к общему или наоборот, я уже не понимаю.
– А зачем понимать, если нам известны факты? Гитлер поджег Рейхстаг – свалили вину на коммунистов. Помните, чем все закончилось? Гитлер получил чрезвычайные полномочия.
– Но у нас нет ни Гитлера, ни Рейхстага.
– Зато у нас достаточно лапуасцев и радикалов.
– Эско! Раскрывайте карты, – не выдержал Пауль.
– Раскрывать нечего. Я не знаю еще, что там за русский. Не исключаю, что его могут использовать для создания якобы «левой» организации, в которую втянут других русских, в том числе перебежчиков. С их помощью устроят провокации, дальше обществу представят страшных «коммунистов» с востока, изобличенных какими-нибудь нашими «патриотами» – и кто-то вновь устроит второе Мянтсяля. Толпа будет рукоплескать.
– В теории звучит неплохо, но у нас хватает своих горячих парней.
– Хватает! Только повторю, мы не знаем, что там за русский. Может быть, им нужна серьезная конструкция, а не банда штурмовиков-хулиганов. Допускаю, что большая часть наших социалистов – люди мирные и первыми в драку не полезут, тем более они все же финны. А русский коммунист, из Советского Союза, с боевой дружиной, действующей подпольно в Хельсинки – согласитесь, сильный ход. Тем более русского можно представить кем угодно – лидером большевиков, офицером «красной» разведки, сотрудником НКВД.
– Все же звучит не очень убедительно, Эско.
– Конечно, как и то, что похищение Стольберга – это невинная шутка хмельных офицеров. Русского могут использовать для совершения преступлений и провокаций против членов правительства, парламента и президента.
– Вы кругом видите только негатив.
– Такова профессия. А что мешает под руководством русского устроить какие-то беспорядки в Хельсинки, вплоть до уличных боев, а потом вывести «наших-своих» штурмовиков, навести порядок, попутно взяв власть в свои руки. Дуче Муссолини действовал примерно так.
– А если не получится?
– Вот вы сами и ответили на свой вопрос. А если не получится, ни штурмовики, ни военные, ни лапуасцы, ни промышленные бонзы, ни политики ни при чем. Всех собак навесят на русского коммуниста. Далее, в зависимости от сценария, его предадут суду здесь, дадут возможность бежать из страны или… У нас громадные лесные просторы, где запросто может затеряться любой человек.
– Мудрено как-то получается.
– Не мудренее, чем похищение Стольберга. Организаторы на свободе, а один из соучастников, как я помню, его звали Варома, умер в тюрьме.
– Полагаете, что русский нужен военной разведке для подобных мероприятий? Не думаю, что Маннергейму, который возглавляет Совет обороны, эти идеи придутся по душе.
– Маннергейм – человек мудрый, но вы же понимаете, что за всем не уследишь, к тому же он отсутствовал некоторое время. В Генштабе, в военной разведке далеко не все рады возвращению старика. Но, соглашусь, все может обстоять иначе, и у них просто появился русский перебежчик. Однако военную разведку надо немного…
– Причесать?
– Да, держать в тонусе.
– Русский в этом случае не причина, а повод?
– Возможно, – не совсем уверенно сказал Эско. – Мы хотим самостоятельно выследить и изобличить русского, получить от него признательные показания, а там посмотрим, что он скажет. Или это будет наш совместный с Меландером трофей. В любом случае, нам важно, чтобы все в Финляндии понимали, в том числе и военная разведка, что ЦСП знает все и может все – и никаких маршей, похищений и прочих фокусов, пусть даже через третьи руки.
– Эско, вы говорите как будто собственник Финляндии, а русский вам нужен для того, чтобы утереть нос военным.
– Нет, Финляндия – мой дом. Мы не для того потеряли уйму народа в Гражданскую войну, чтобы какие-то проходимцы и фанатики устраивали тут Третий рейх или Третий интернационал. У нас лес и демократия.
– И русский перебежчик… – добавил Пауль.
Эйнари уже немного свыкся с ролью сотрудника военной разведки. В целях конфиденциальности он теперь реже появлялся в здании Управления военной разведки. Меландер «организовал» ему небольшой домик в пригороде Хельсинки, где Хейкконен жил вместе с женой и сыном. Три сотрудника службы военной разведки, прикомандированные из Оулу, по очереди вели наблюдение за домиком, сменяя друг друга. О том, что Эйнари прибыл из России, они, разумеется, не знали. Для самого Хейкконена это было как бы инкубационным периодом. Пока ему и его близким запрещалось покидать свое жилище. Все необходимое им доставляли сотрудники военной разведки.
В ходе одной из бесед Арво сообщил, что в ближайшее время, правда, не уточнил, в какое, Эйнари и членам его семьи разрешат свободно передвигаться по Хельсинки. Анна-Мария, скорее всего, будет домохозяйкой, а сына определят в гимназию. Последний вопрос несколько раз обсуждался. Константин учился в Карелии и на русском, и на финском. Сначала его хотели определить в русскую гимназию, однако быстро сообразили, что это привлечет внимание, поэтому Арво уже хлопотал, чтобы Константина приняли в одну из городских школ. По легенде он – сын провинциалов-карел, прибывших в Хельсинки в поисках работы. Конечно, понадобится время, чтобы влиться в новый школьный коллектив, но особых вопросов происхождение Константина Хейкконена вызывать не должно.