На тайной службе Ее Величества
Шрифт:
— Боже мой, Мэри, забавно же мы справляем Рождество! Разве это входит в рамки твоих служебных обязанностей? Давай-ка перебирайся ко мне на заднее сиденье и расскажи, почему не занялась сливовым пудингом, почему не пошла в церковь, в чем дело?
Она пересела на заднее сиденье. Бонд последовал за ней.
— По-моему, ты совсем не разбираешься в том, что готовят на Рождество, — сказала она. — Сливовые пудинги делаются по крайней мере за два месяца до этого, им дают отстояться, вызреть. А в церковь до одиннадцати часов не ходят. — Она взглянула на него. — Вообще-то я приехала посмотреть, как ты выглядишь. Кажется, опять попал в переделку. Здорово же тебя потрепало. Расческа хоть есть? И не брит. Ну прямо — пират. Фи, — она сморщила нос, — когда ты последний раз принимал ванну? Удивляюсь, как тебя выпустили из аэропорта. Нужно было поместить в карантин.
Бонд рассмеялся:
— Зимний спорт поглощает много энергии. Все эти снежки, катание на санках. А вообще-то вчера вечером я был на предрождественском маскараде. Задержался там до петухов.
— В этих огромных уродливых ботинках! Не верю.
— Да
— М. распорядился. Тебе сначала нужно отметиться в штаб-квартире, а затем он приглашает на обед — к себе на «ют». Затем после обеда к нему придут те люди, с которыми ты хотел побеседовать. Все весьма срочно. Поэтому я и подумала, что мне лучше быть рядом. А так как ты испортил Рождество многим людям, мне пришлось, как и другим, отказаться от празднования. А вообще, если хочешь знать, я Уже отпраздновала Рождество со своей тетей. И ненавижу я индейку и сливовый пудинг. Во всяком случае, я просто не хотела пропустить такое развлечение и, когда час назад дежурный офицер нашел меня и сказал, что объявлен общий сбор, попросила по дороге в аэропорт захватить и меня.
— Очень мило с твоей стороны, — серьезно сказал Бонд. — Нам придется, не откладывая в долгий ящик, подготовить отчет — на основе разрозненных фактов. Потом надо задействовать лабораторию. Там кто-нибудь есть?
— Конечно. Должны быть. Знаешь, М. настоял, чтобы в каждом отделе, невзирая на Рождество или еще что, дежурило необходимое число сотрудников. А если серьезно, Джеймс, действительно пришлось нелегко? Выглядишь просто ужасно.
— Да, досталось. Когда начну диктовать, поймешь. — Машина остановилась у входа в квартиру Бонда. — Теперь будь так добра, расшевели Мэй, пока я буду приводить себя в порядок и сброшу с себя эту чертову одежду. Заставь ее сварить мне много черного кофе и добавить в кофейник пару стаканчиков самого лучшего виски. Попроси у Мэй все, что захочешь. У нее может даже быть сливовый пудинг. Сейчас 9:30. Будь паинькой, позвони дежурному офицеру и скажи, что я выполню приказание М. и к 10:30 буду в его распоряжении. И попроси его предупредить лабораторию, чтобы через полчаса были наготове. — Бонд вытащил из заднего кармана свой паспорт. — Вот это передай водителю, скажи, чтобы он пулей доставил паспорт лично дежурному офицеру. Передай дежурному, — Бонд загнул уголок одной страницы, — чтобы он проинформировал лабораторию о том, что чернила, э-э, как бы это сказать, домашнего изготовления. Их нужно нагреть. Они поймут. Ясно? Молодчина. Теперь пойдем, постараемся расшевелить Мэй. — Бонд поднялся по ступенькам и позвонил. Два коротких и один длинный звонок.
Когда почти в 10:30 — на несколько минут он все-таки задержался — Бонд подошел к своему столу, чувствуя себя теперь почти человеком, он обнаружил там папку с красной звездой в верхнем правом углу что означало «Совершенно секретно». В папке лежал его паспорт и дюжина фотокопий увеличенной страницы под номером 21. Список с фамилиями девушек выглядел блекло, но читать было можно. Кроме того, в папке лежала записка с пометкой «Лично». Бонд развернул ее и рассмеялся. Все коротко и ясно: «В чернилах избыток мочевины, что, как правило, свидетельствует о наличии избыточного количества алкоголя в крови. Минздрав предупреждает!» Подписи не было. Рождественское настроение прокралось даже в этот уголок одного из самых секретных отделов, оно прокралось в здание штаб-квартиры — Бонд смял бумажку, а затем, подумав о том, что Мэри Гуднайт способна к ясновидению, для верности поднес ее к зажигалке.
Она вошла и села, держа в руках блокнот для стенографии.
— Это только черновик, — сказал Бонд, — но его нужно сделать быстро. Не обращай внимания на ошибки. М. поймет. Если к обеду я должен попасть в Виндзор, то у нас только полтора часа. Как, справишься? Хорошо, тогда диктую. «Совершенно секретно. Лично М. В соответствии с инструкциями 22 декабря в 13:30 я прилетел в центральный аэропорт Цюриха рейсом „Свиссэр“ для установления первых контактов в связи с операцией „Корона“…»
Бонд встал боком к секретарше и, продолжая диктовать, смотрел на оголенные деревья Риджентс-Парка, вспоминая по минутам все, что произошло с ним за последние три дня. Резкий и безвкусный запах воздуха и снега, темно-зеленые озера глаз Блофелда, ребро ладони своей левой руки, все еще опухшей, хруст открытой для удара шеи охранника. И затем все остальное вплоть до Трейси, которую, не говоря о своем романе с ней, он также упомянул в отчете: она сейчас на пути в Мюнхен, гостиница «Вир Ярезитен». Он отчитался. Из-за закрытой двери слышался приглушенный стук пишущей машинки Мэри. Сегодня вечером он позвонит Трейси, как только придет домой. Он даже уже слышал ее смеющийся голос на другом конце провода. Он забыл о страшном сне, привидевшемся ему на самолете. Теперь оставалось лишь с замиранием сердца ждать счастливых грядущих дней. Бонд растерялся — столько предстояло сделать: как получить отгулы, как достать необходимые бумаги, где в Шотландии обвенчаться? Но он взял себя в руки, захватил фотокопию списка с именами девушек и отправился в центр связи, чтобы передать информацию по телетайпу на пост «Зет».
М. хотел бы жить у моря — рядом с Плимутом или, может быть, Бристолем. Там, где он мог бы встречаться с сотрудниками в любое время, когда ему заблагорассудится, а по ночам слушать шум моря. Но так как он был вынужден постоянно находиться в пределах обычной телефонной связи с Лондоном, пришлось выбирать из всех зол меньшее, он все-таки поселился рядом с водой и среди деревьев — в небольшом старом доме на краю Видзорского леса. Земля эта принадлежала королевской семье, и Бонд всегда подозревал, что этот фактор был определяющим в решении М. арендовать здание — ну знаете, «с соизволения и по именному указу…». Глава Секретной службы получал 5 тысяч фунтов в год. За ним был закреплен древний «Роллс-ройс» с водителем. От флота (как вице-адмирал в отставке) он, вероятно, получал еще тысячи полторы. После выплаты налогов на житье оставалось около четырех тысяч. Чтобы сносно существовать в Лондоне, нужно было потратить по крайней мере половину этой суммы. Содержание в сельской местности такого прекрасного дома в стиле английский ампир было для него возможно только в том случае, если арендная плата и местные налоги не превышали 500 фунтов.
Вот такие мысли бродили в голове Бонда, когда он дернул за язык медного колокола, снятого с корабля военно-морских сил, носившего название «Упорный», — боевого крейсера, который был последним местом службы М. Хаммонд, старшина первой статьи, также служивший на флоте вместе с М. и последовавший за ним в отставку, встретил Бонда как старого друга и проводил в кабинет М.
У М. была одна из привычек закоренелых холостяков. Он рисовал акварели. Он рисовал только дикие орхидеи растущие в Англии, в скрупулезной, никем не инспирированной манере натуралистов XIX века. Сейчас М. сидел с мольбертом у окна: вернее его широкая спина сгорбилась над рисовальной доской, на которой, прямо перед ним, в стаканчике, используемом для чистки зубов, теперь до краев наполненном водой, стоял весьма невзрачный маленький цветок. Когда вошел Бонд и закрыл за собой дверь, М. еще раз, напоследок, внимательно, оценивающе посмотрел на цветок. Потом поднялся навстречу гостю с явной неохотой. Но тут же подарил Бонду одну из своих редких улыбок.
— Добрый день, Джеймс! — сказал он. (М. неукоснительно придерживался флотской традиции отмечать наступление полудня.) — Счастливого Рождества и всех благ. Можно взять вон тот стул.
Сам М. обошел письменный стол и расположился в кресле. Он был почти готов приступить к своим обязанностям. Бонд автоматически сел на свое традиционное место — через стол, напротив шефа.
М. начал набивать трубку.
— Как, черт побери, зовут того толстого американского детектива, который вечно бездельничает, занимается орхидеями, этими неприличного вида гибридами венесуэльского происхождения, и еще бог знает чем? Весь в поту он выходит из оранжерей с орхидеями, съедает гигантское блюдо какого-то иностранного дерьма и запросто распутывает убийства. Ну, как же его зовут?
— Ниро Вульф, сэр. Истории о нем написаны одним парнем по имени Рекс Стаут. Истории, надо сказать, презабавные.
— Читать можно, — снизошел М. — Но меня в этой писанине в первую очередь интересует все, что связано с орхидеями. Как, черт возьми, могут нравиться эти отвратительные цветы? Ведь они все равно как звери. А расцветка — розовая, розовато-лиловая, и эти пятнистые желтые язычки. Отталкивающее зрелище. А вот это, — М. показал на худосочный цветочек в стакане, — это настоящая прелесть. «Осенние женские локоны» — Spirantes spiraes. Правда, это не совсем то, что мне нравится. Цветы в Англии стоят лишь до октября, сейчас уже все попрятались. Этот же заставили вырасти, и дал его мне человек, которого я хорошо знаю. Он помогает одному господину по имени Саммер Хейс, а тот известен как король орхидей в нашем приходе. Мой друг экспериментирует с грибковыми культурами, которые, как ни странно, паразитируют на орхидеях, а те, в свою очередь, пожирают их, так как служат для орхидей основным продуктом питания. По-научному это называется «микориза». — М. улыбнулся еще раз, а это случайтесь не часто. — И даже записывать ничего не нужно. Просто выдрать еще одну страницу из книги об этом парне Ниро Вульфе. Однако, — М. поменял тему разговора, — вряд ли вас это очень волнует. Ну что ж, — он откинулся в кресле, — что там еще приключилось? — Серые глаза внимательно следили за Бондом. — Похоже, спать вам не давали. Говорят, на горнолыжных курортах сейчас самое веселое время.
Бонд улыбнулся. Он залез во внутренний карман и вытащил скрепленные листки бумаги.
— Вот это обеспечило мне массу разнообразных развлечений, сэр. Может быть, сначала вы взглянете на мою докладную. Правда, это только черновик. Времени было мало. Но я могу сделать соответствующие разъяснения в случае необходимости.
М. взял бумаги, поправил очки и начал читать.
Мелкий дождь скребся в окна. В камине; прогорев, упало большое полено. Тишина убаюкивала. Бонд разглядывал стены, на которых была развешена коллекция гравюр с морскими сюжетами, которой М. очень дорожил. Везде были изображены бушующие волны, стреляющие орудия, наполненные ветром паруса, изорванные в клочья боевые знамена — ярость древних сражений, память о старых врагах — французах, голландцах, испанцах, даже американцах. Все в прошлом. Теперь все они друзья. Так что же — врагов не осталось? Ну а кто тогда стоит за спиной Блофелда в этом загадочном заговоре, к которому негодяй несомненно причастен. Русские? Китайцы? Или это «собственное дело», самодеятельность, как в случае с операцией «Гром»? И в чем состоит заговор? Что это за работенка, защищая которую, шесть или семь человек Блофелда погибли меньше чем за неделю. Увидит ли М. во всем этом смысл? Смогут ли это сделать эксперты, которые появятся во второй половине дня? Бонд посмотрел на левое запястье и вспомнил, что у него больше нет часов. Ему, конечно, оплатят новые. Он купит их на второй день после Рождества, как только откроются магазины, все в этот день что-нибудь дарят друг другу. Опять «Ролекс»? Наверное. Немного тяжеловат, но это неплохо. И в темноте хорошо различаешь большие светящиеся цифры. Где-то в холле пробили часы — 1:30. Как раз двенадцать часов назад он устроил ловушку, в которую угодили те трое на «Мерседесе». Он только защищался, а, впрочем. Рождество отпраздновал на славу!