На улице, где ты живёшь (На нашей улице)
Шрифт:
Но это объяснение плохо согласовывалось с тем фактом, что с тех пор, как она приняла предложение работать на фирму, отношение Ника к ней стало дружеским и сердечным.
Сегодня он тоже вел себя как-то странно. Ему, казалось, было не по себе. Имело ли это какое-то отношение к ней или это была его личная проблема? Эмили знала, что Ник холост, что не исключало его связи с женщиной.
— Хотел бы я знать, о чем вы думаете, Эмили, — ворвался в ее размышления голос Ника. — Вы что-то уж очень глубоко ушли в себя.
Эмили решила рискнуть и пошла
— Я буду откровенна и поделюсь с вами своими мыслями. Что-то во мне вас беспокоит, и я хотела бы знать, что именно. Вы действительно хотите, чтобы я работала в вашей фирме? Вы думаете, я вам подхожу? Я чувствую, что что-то не так. Что именно, Ник?
— Вы берете быка за рога, вот как?! — Ник достал из высокого стакана зеленый стебель сельдерея и надкусил его. — Хочу ли я, чтобы вы поступили к нам? Ну конечно же! Откровенно говоря, я даже предпочел бы, чтобы вы приступили к работе завтра. Поэтому, собственно, вы и видите меня здесь.
И Ник рассказал ей о своем решении.
Когда Эмили услышала о желании Ника уйти из фирмы, она с удивлением осознала, как сильно огорчило ее это известие. «Я хотела работать именно с ним», — подумала она.
— А куда вы хотите перейти? — спросила она, придя в себя.
— В генеральную прокуратуру. Если мне это не удастся, я уверен, что смогу вернуться в Бостон. Я работал там помощником прокурора. Когда я уходил, прокурор сказал мне, что готов взять меня обратно в любое время, если мне не понравится частная практика. Я бы хотел остаться в Нью-Йорке. Но мне, я думаю, вряд ли удастся вас уговорить приступить к работе на следующей неделе?
— Боюсь, что так. Ваш отец очень огорчен?
— Постепенно он проникается сознанием неизбежности и уже, вероятно, предает меня анафеме. Когда я скажу ему, что вас он не увидит до первого мая, вас постигнет та же участь.
— В таком случае нам лучше держаться вместе, — улыбнулась Эмили.
— Чтобы не пропасть поодиночке. — Ник взял меню. — А теперь, когда мы все выяснили, что вы выберете?
Было уже четыре часа, когда Ник подвез Эмили к дому. Он проводил ее до двери и подождал, пока Эмили возилась с замком.
— У вас надежная сигнализация? — спросил он озабоченно.
— Вполне. А завтра один мой знакомый из Олбэни установит камеры слежения.
Ник приподнял бровь.
— После того как вас преследовали в Олбэни, я понимаю, что они вам понадобятся.
Эмили открыла дверь. Они увидели его одновременно. Конверт на полу в прихожей.
— Похоже, кто-то оставил вам записку, — сказал Ник, наклоняясь, чтобы поднять конверт.
— Возьмите его за самый край. На нем могут быть отпечатки пальцев.
Эмили не узнала собственный голос.
Ник бросил на нее быстрый взгляд, но повиновался. Когда он выпрямился, конверт в его руке раскрылся, и из него выпала фотография. На ней была снята Эмили в церкви во время поминальной службы.
Внизу были приписаны три слова: «Молись о себе».
36
"Я
Я доволен, что изменил свое решение и отправил свое послание Эмили Грэхем.
Почту ей скоро уже доставят.
Как я и ожидал, последовали вопросы о шарфе, но я уверен, что никто не сможет сказать, кто же завладел им в тот вечер.
Марта им восхищалась. Я слышал, как она говорила Рейчел, что он изумительный.
Я помню, как в тот самый момент мне пришло в голову, что Марта только что сама выбрала орудие собственной смерти.
Ведь шарф был очень похож на пояс, которым была задушена Маделайн.
В любом случае о психологе мне уже не приходится беспокоиться. Мне не надо будет беспокоиться, даже если им удастся восстановить ее файлы.
Когда я посетил доктора Мэдден, дело было вечером, ее секретарша уже ушла, так что в тот раз меня никто не видел.
А фамилия и адрес, которые я ей назвал, не имеют никакого значения.
Они не понимают и никогда не поймут, что мы — одно.
Только один человек, узнав фамилию и адрес, мог бы что-то заподозрить, но это теперь уже неважно.
И на этот счет у меня нет опасений. Эмили Грэхем умрет в субботу. Она упокоится вместе с Эллен Свейн.
А затем я проживу остаток моей жизни таким же, каким я был раньше, достойным и уважаемым гражданином — жителем Спринг-Лейк".
37
В воскресенье днем, когда Томми Дагган уже собрался уходить с работы, позвонила Эмили Грэхем. Он тут же отправился в Спринг-Лейк и взял у нее конверт с фотографией.
В понедельник утром они с Питом Уолшем были уже в кабинете прокурора Осборна, чтобы сообщить ему о происшествиях. С вечера пятницы прокурор был в Вашингтоне.
Дагган рассказал ему об убийстве доктора Мэдден и о допросе гостей Лоуренсов.
— Шарф принадлежит миссис Уилкокс, и он был на ней в тот вечер. Она утверждает, что попросила мужа положить его к себе в карман. Мистер Уилкокс говорит, что жена просила его положить шарф рядом с ее сумочкой.
— Уилкоксы приехали тогда к Лоуренсам на машине, — добавил Уолш, — и припарковались немного в стороне от дома. Если доктор Уилкокс все же положил шарф в карман, шарф мог выпасть в доме или на улице, и кто угодно мог его подобрать. Если он положил его рядом с ее сумкой, опять-таки любой мог его незаметно взять.