На улице Мира
Шрифт:
– О чем ты? – не поняла Ирка.
Я продолжала разглядывать потолок. Тени на нем теперь напоминали не пальмовые ветви, а чьи-то тонкие скрюченные пальцы, которые протянулись к нашим с Ирой кроватям.
– Как можно отдать свою жизнь из-за чьей-то смазливой равнодушной мордашки? – не ответив на вопрос Третьяковой, продолжила Амелия.
– У всех разная степень отчаянья, – наконец сказала я.
Амелия помолчала.
– Говорят, неприкаянная душа той девчонки все эти годы бродит по территории опустевшего лагеря.
– А вот в это я не верю! – громко воскликнула Ирка, будто пытаясь убедить
– Здесь столько камер, но наверняка все-таки можно умотать. Хочу найти лазейку в заборе и смотаться к заброшенному лагерю, – сказала Амелия.
– Ночью? – ахнула Диана.
– Ну не днем же! Хочу посмотреть, происходит ли там что-то странное. Но одной даже мне стремно. Возьму с собой Веру.
– Меня? – возмутилась я. – Я при чем?
Тут же вспомнился шипящий похоронный марш в трубке, лысая ведьма, крысы в углу, оторванный палец... И если глупые шутки с школьным «Подслушано» и расшатанной стремянкой походили на козни Соболь, то «страшные» и непонятные вещи были вполне в репертуаре Циглер. Зачем ей вести меня в заброшенный лагерь?
– Ты кажешься самой адекватной и смелой, – ответила Амелия.
– Вот спасибо, – проворчала я. – Всем спокойной ночи.
Некоторое время в палате стояла гнетущая тишина, но потом Амелия вновь начала:
– Наверняка почти тридцать лет назад бедная девчонка точно так же болтала с подругами о том парне, обсуждала его нос, глаза, уши. А если он был вожатым? Как он мог довести ее до такого отчаянья…
Мы с Дианой и Иркой подавленно молчали.
– Знаете, девчонки, пока я не заехала с вами в одну комнату, думала вы такие пустоголовые… – сказала вдруг Циглер.
– Ты поменяла свое мнение? – удивилась Диана.
– С чего бы? – хрипло рассмеялась Амелия. – Я только еще больше в этом убедилась. Спокойной ночи, клуши!
Ирка с Дианой обиженно засопели. Я оторвала взгляд от страшных теней на потолке и зажмурила глаза, боясь, что теперь еще больше буду думать о маме или о той несчастной девчонке, повесившейся в темном лесу. Но, на удивление, я быстро провалилась в сон. Почему-то мне снился Никита. Обнявшись, мы слушали одни наушники на двоих в том же автобусе, который теперь вез нас к морю.
С утра мы испытали на себе все прелести лагерной жизни. Труднее всего дался ранний подъем. На зарядку пришлось собираться под ворчание Ирки и Дианы, а невыспавшаяся Амелия казалась еще мрачнее.
Непривычная еда на завтрак, глупые речевки от младших отрядов, учебные занятия… Я выбрала себе в качестве дополнительного курса английский язык и даже умудрилась получить несколько поощрительных жетонов. Несмотря на то, что уроки отличались от школьных, и проходили в непринужденной игровой форме, после обеда я уже чувствовала себя выжатым лимоном. Наверное, дома на летних каникулах я бы только проснулась к этому времени, а тут столько всего переделать успела…
Больше всего Диана и Ира ждали в этот день вылазки на озеро. Я не разделяла их энтузиазма. Купаться и загорать по времени – глупость. Не расслабишься.
На пляже Соболь, напялив откровенный купальник, вышагивала туда-сюда перед парнями из старших отрядов, прежде чем занять место. Кузя коршуном кружил неподалеку. Диана в большой соломенной шляпе направилась было к Оксане, но
– Не дури, – нахмурилась я.
– Мы снова у нее как запасной план. Мне это не нравится, – сказала Ира. – Почему с нами? Пусть вон с Антоненко сидит, у той свободно!
Ирка кивнула в ту сторону, где Люся в своей красной панаме сидела на полотенце и грызла яблоко.
Пока мы с Ирой спорили, Диана уже подошла к нам:
– Ой, девчонки, уже кто-то место занял?
– Нет, здесь свободно, присаживайся, – ответила я, убирая Иркину сумку.
Третьякова снова исподлобья взглянула на меня:
– Считаешь, это нормально?
– Я считаю, нам с тобой уже давно должно быть все равно.
Ирка демонстративно поднялась с полотенца и направилась к Дане. Диана улеглась рядом. Вдвоем мы проводили Ирку взглядами. Руднева вздохнула:
– Я знаю, что ее раздражаю.
– Она до сих пор на тебя злится, – сказала я.
– Мы ведь раньше были так близки. Ты больше общалась с Никитой, я – с Иркой.
Руднева замолчала и перевела взгляд с Ирки на Соболь. Та громко и звонко хохотала, обсуждая что-то со своими новоиспеченными подругами.
– Ты тоже осуждаешь меня? – спросила Диана. – Просто в какой-то момент мне показалось, что у нас становится все меньше общих интересов.
– Я тебя не осуждаю, – возразила я. – Так бывает, что люди вырастают друг из друга, как из вещей. И в дружбе, и в любви. Это грустно. Но абсолютно естественно. Ты не должна дружить с кем-то определенным с пеленок до самой старости. Мы ведь с Яровым тоже больше не общаемся, например.
В завершении своих слов я взглянула в ту сторону, где парни из нашей гимназии вместе с другими ребятами играли в пляжный волейбол. Тут же разглядела Никиту. Странное дело, в одной команде с ним играл Марк, – даже на пляже с идеальной прической, но мой взгляд был прикован к Яровому. Никита, стянув растрепавшиеся волосы резинкой на затылке, в этот момент ловко отбил мяч. Я старалась не пялиться конкретно на него, но у меня это плохо получалось. Все-таки не верилось, что этот красивый высокий парень – тот самый Никита, который в детстве смотрел со мной мультики и делился жвачкой. Когда в игре возникла пауза, Яровой, будто почувствовав мой изучающий взгляд, посмотрел в нашу сторону. Тогда я смутилась и отвернулась. Проклятье, он заметил! А вот Диана продолжала без стеснения глазеть на Ярового.
– А зря ты перестала общаться с Никитой. Он – настоящий красавчик.
Мне вдруг тоже захотелось поспорить, как спорила Ирка вчера по поводу вожатого. Сказать про нос картошкой, запах изо рта, жуткий сколиоз... Но возразить Рудневой было нечего. Никита и вправду с возрастом стал очень красивым парнем.
Когда настало время старших отрядов заходить в воду, Диана полезла в плетеную пляжную сумку.
– Я, пожалуй, не буду плавать. Лучше займусь своим загаром.
Она снова оглянулась на Соболь с подругами. Те тоже не шли в воду, а, выставив пятые точки под солнце, валялись на животах и болтали.