На всякий случай
Шрифт:
— А как остановить? — Яське было обидно. Мир, такой хороший и надежный, дал трещину, и оттуда ощутимо потянуло гнилью.
— Ну, если вовремя, то можно… Были случаи. За этими зубами ведь такая охота началась, когда Эет их принес. И самого Эета тоже убили… Закололи ночью своим же мечом. И по миру опять покатились войны, и куда страшнее, чем раньше. И вот тогда решили собрать все оставшиеся зубы и спрятать в надежном месте. И следить, чтобы никто не украл. Вот потому, — помолчав, добавил он, — мы и называемся Хранители.
— А надежное место — это здесь? — пересохшим горлом выдохнула
— Куда уж надежнее. И эта самая Запретка, и наш остров, их же не случайно взяли в кольцо. Никто не проберется.
— А что значит «в кольцо»?
Леон задумался, пожевал губами.
— Ну, это сходу не объяснишь. В общем, так просто к нам сюда не попадешь. И от нас тоже, на Континент.
— Баркасы же ходят, — подал голос Яська. — И шхуны.
— Так то шхуны, — снисходительно улыбнулся Леон. — Они знают проход, капитаны. От отца к сыну передают, и дальше… А кроме них, никто не умеет. Когда остров взяли в кольцо, тогда их и назначили, первых капитанов. И обучили ходить высшими плоскостями. Эти шхуны — единственное, что соединяет нас с Континентом.
— Неправда! — возмутился Яська. — А как же телевизор и радио?
— Ну, сравнил! — Леон со смехом взъерошил ему волосы. — Телеволны совсем иначе идут, не то что вещество… Вам это потом в школе будут объяснять. В общем, приняты были все меры, чтобы никто не похитил зубы. А самая главная мера — это мы. Все мужчины острова.
— И поэтому никому на Континент нельзя? — грустно протянула Лара. — Даже в гости?
— Само собой. Это слишком страшная тайна, чтобы рисковать. Такая уж наша судьба, беречь мир. Островов-то много, а в Хранители выбрали только нас. Так что, если хотите, можете гордиться.
— Значит, никак нельзя? — обиженно вздохнул Яська. — И никогда-никогда? Всю жизнь, значит, тут гнить, и ни летчиком, ни путешественником, да?
— Что, не нравится? — прищурился Леон. — А знаешь такое слово «долг»? Мне, может, тоже много чего хотелось бы. Только вот чего мне не хочется — это стрелять и убивать. А пришлось бы, окажись хоть один зубик на Континенте. Озверение бы покатилось. Волнами. А так — мы удерживаем. И нас за это, между прочим, очень ценят на Континенте.
— Кто же ценит, если ты сам сказал, про драконьи зубы там почти никто не знает? — удивилась Лара.
— Кому положено, тот и ценит! — отрезал Леон. — Вы вот оба подумайте сами, зачем к нам шхуны с товарами и продуктами ходят? Делать им больше нечего, да?
— Ну, они же покупают у нас рыбу. И яблоки, и маслины…
— Разуй глаза, Ла… Кому она там нужна на Континенте, наша рыба? Ее где угодно можно наловить. И вспомни, что они сюда возят. Думаешь, это хоть на полстолько окупается? Нет, дорогая, нас просто кормят. Обеспечивают… Потому что сами по себе мы если бы и не померли с голоду, то уж точно одичали. И как бы тогда охраняли Запретку?
— А почему к нам новые телевизоры не привозят? — мрачно осведомился Яська. — Которые цветные и стерео. И компьютеров не дают… Только и слышишь о них по телеку. Все там, у них, на Континенте? А нам шиш?
— Разбалуешься ты с этими континентальными штучками, — хмыкнул Леон. — Потому и не привозят. Ибо нефиг. Нас обеспечивают тем, что действительно нужно для нормальной жизни и несения службы. А излишества лишь развращают.
— Я тебе эту фразу припомню, — зловеще протянула Лара. — Я теперь буду это часто вспоминать…
— Нет, ну я же в другом смысле… — сейчас же смутился Леон. — Не доводи до абсурда.
Яська вновь подошел к колодцу и задумчиво уставился на желтые, изъеденные временем клыки. Потом присел на корточки и протянул руку вниз… Ничего не случилось. Наощупь зубы оказались никакими. Просто сухие кусочки мертвой кости. И вовсе даже не такие острые, как показалось сперва. Только слегка потрескивают, и волоски на пальцах шевелятся. Точно кошку гладишь. И едва заметно теплые наощупь.
— А может, зря это все? — задумчиво произнес он. — Может, они уже выдохлись?
— Это как? — поднял бровь Леон.
— Ну… Ну ты сам знаешь, это как змеи… У них от старости тоже яд пропадает. А эти зубы тут сколько валяются… Наверное, тысячу лет, да? Или даже больше. Может, из них все уже выветрилось, а мы их охраняем как дураки.
Леон искоса взглянул на него.
— Во-первых, живо отсюда отошел! Я ж сказал: нельзя долго смотреть. А во-вторых, раз уж начались такие базары… Придется устроить наглядную демонстрацию. Имей в виду, ты сам напросился…
Склонившись над колодцем, он запустил туда руку и задумчиво принялся перебирать клыки. Наконец вытащил один — маленький, слегка даже похожий на человеческий.
— Придется демонстрировать, — вздохнул он. — Не здесь, конечно, на поверхности. А это хозяйство закрываем.
Он ухватился за ржавую крышку и, крякнув, с трудом водрузил ее на место. Глухо стукнул металл о камень — и крышка опустилась точно влитая. Навесив замок, Леон принялся ковыряться в нем огромным ключом. В конце концов тот, раздраженно щелкнув, все же соизволил провернуться на два оборота.
— Осталось завершить дело, — удовлетворенно хмыкнул Леон и неторопливо извлек из сумки большую бронзовую печатку, кусок сургуча и газовую зажигалку. Спустя минуту на замке уже красовалась новенькая печать, с четким оттиском — «142» на фоне перекрещенных ножей. Или это были клыки?..
— Ну все, пошли наверх, — Леон судорожно сглотнул и первым двинулся в коридор. Яська уныло потащился следом. При мысли о тысяче ступенек у него заныло в животе. А может, не из-за ступенек. Может, из-за услышанного…
5
Как поднимались наверх, Яська помнил смутно. Ноги, вопреки его ожиданиям, не болели, а может, он просто не замечал боли — вместо нее навалилась тоска. Вроде бы и не страшная, но тяжелая, словно тюки серой ваты, которую иногда привозят на торговых шхунах. Вместе с апельсинами и мешками соли… Зря он сегодня (а казалось, тысячу лет назад) забрался под свернутый парус. Куда лучше жить, надеясь узнать тайну, чем теперь, когда тайна открылась во всем своем уродстве. Люди, убивающие людей… Такое и присниться не могло, и даже думать об этом не хотелось, но думать о чем-либо другом уже не получалось. Континент, огромный, бурлящий жизнью мир, куда путь закрыт навечно. До самой смерти…