На взлёт!
Шрифт:
– Сегодня же праздник, гости до утра не разойдутся. Мама с меня глаз не сводит, как же я – на крышу? Может, завтра?
– Завтра поздно, роза моя! Завтра дядя, старый дракон, отправляет меня домой, в Байхент. Я не уеду, я тайком останусь в городе, но шлюпку будет не достать.
– Сайхат, я боюсь...
– Ничего не бойся, рассвет мой алый, все равно увезу, никому не отдам... Или разлюбила?
– Ой, что ты... нет!
Дик был уже в соседней комнате, но влюбленные, вцепившись друг другу в плечи и
А за дверной портьерой звучат уже последние рулады. Сейчас эдона Мирита снимет руки с клавиш, обернется и обнаружит, что дочь ускользнула из комнаты.
Ну вот – аплодисменты...
– Друзья мои, – быстро, негромко проговорил Дик, – сейчас здесь будет эдона Мирита.
Эдонета вспыхнула и закрыла лицо руками, а молодой халфатиец грозно шагнул к Дику.
– Тихо-тихо, я не враг чужой любви, – так же быстро продолжил Бенц и оглянулся на дверь.
Почти сразу портьера отлетела в сторону под решительной смуглой рукой. Эдона Мирита вплыла в комнату, словно флагманский корабль, атакующий пиратскую эскадру.
Но «эдон Лансио» тут же ее перехватил и обезоружил:
– Ох, прекрасная эдона, умоляю простить невежу-провинциала! Ну виноват я, виноват! С детства не выношу музыку, даже прекрасную, у меня от нее голова болит. А вот живопись обожаю! Когда эдон Адемаро вел меня через эту комнату, я обратил внимание на... – Дик бросил быстрый взгляд на стену, – ...на эти прелестные миниатюры. Ваша очаровательная дочь так мило рассказала о них мне и вот этому господину... прошу прощения, не очень расслышал имя...
– Сайхат, – сдержанно отозвался халфатиец.
– Мне и господину Сайхату. – Бенц устремил на хозяйку такой чистый, такой простодушный взор, что та почти успокоилась.
И впрямь, все выглядело пристойно. Умница дочка увела состоятельного и знатного юношу от гостей в соседнюю комнату. Правда, к ним прицепился третий – нежелательный поклонник, настырный чужеземец. Но это не страшно.
– Дитя мое, живопись – это прекрасно, но сейчас твоя очередь услаждать слух гостей музыкой. Где твоя лютня?
Она подхватила дочь под руку, потащила к двери. На ходу обернулась:
– Ах, эдон Лансио, как жаль, что у вас болит голова! Но музыка продлится недолго. А потом мы все пойдем к столу.
Обе спандийки исчезли в соседней комнате. Сайхат двинулся следом, но Бенц встал у него на пути. Он не собирался так просто отпускать человека, у которого есть летучая шлюпка. Надо же как-то удирать из города!
– В чем дело? – холодно поинтересовался Сайхат.
Бенц заговорил жестко и повелительно:
– Вы, сударь, не будете садиться за стол. Как только закончится музыка, вы вспомните про какое-нибудь неотложное дело, учтиво распрощаетесь с хозяином и покинете дом.
Сквозь смуглую кожу халфатийца пробился румянец гнева, с губ сорвалось ругательство на родном языке. Но Дик не дал себя перебить:
– И пойдете готовиться к побегу.
Халфатиец ошарашенно замер, и Дик беспрепятственно продолжил:
– Когда городские часы пробьют полночь, вы причалите к крыше этого дома – здесь ведь плоская крыша с садиком, так?
– Да, но...
– Шлюпка, полагаю, наемная – вам же вера не велит... Узнайте заранее – лескат хорошо отдохнул? Сыт? Выдержит ночной полет?
– Да, но...
– Это главное. Эдонета Хасинта выйдет на крышу. Позаботьтесь, чтобы все было готово для дальнего пути. С крыши придется лететь уже за городские стены.
– Но как же красавица выйдет на крышу? Мать не отпускает ее от себя ни на шаг.
– Со мной отпустит. Вы что, еще не поняли? Я знатен и богат, эдона Мирита видит во мне завидного жениха.
– Я тоже знатен и богат, – буркнул халфатиец. – Но эта почтенная женщина не хочет отпускать дочь в чужую страну.
– Я так и понял, – кивнул Дик. – Как только вы уйдете, я начну напропалую ухаживать за эдонетой Хасинтой и найду удобную минуту, чтобы рассказать ей о вашем плане. Конечно, она ничего не сможет взять с собой – только то платье и драгоценности, что на ней.
– Мне не нужны ее драгоценности! – возопил халфатиец так горячо, что Дик поспешил шикнуть на него. – Я подарю ей наряды из атласа и украшу волосы жемчугом.
– Вот и хорошо. Конечно, силой я ее на крышу не потащу. Рискнет сама на побег – ваше счастье. Не осмелится – я не виноват.
В черных глазах халфатийца мелькнуло подозрение:
– А как вы потом вернетесь в дом? Что скажете почтенному Адемаро?
– Ничего не скажу. Улечу с вами. Надеюсь, не бросите?
– Но вы же хотели стать чиновником в порту...
– Чтобы помочь истинной любви, я готов пожертвовать карьерой! – с пафосом произнес Бенц.
III. ОБРЕТЕНИЕ ГОРЬКОЙ СВОБОДЫ. Части 8-10
8
Погадай, возьми меня за руку,
А взяла – не надо гадать...
(А. Вознесенский)
За столом Бенц был душой общества, сыпал веселыми байками, отвешивал комплименты то хозяйке, то ее дочери, спел по просьбе гостей короткую застольную песню.
Он не удивился, когда его усадили рядом с эдонетой Хасинтой. Девушка была бледна, она неумело скрывала тревогу, не обнаружив за столом своего возлюбленного. Когда отведавшие вина гости завели общую беседу, Дик под шумок рассказал на ушко своей милой соседке про планы Сайхата.