На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
— Слушай, ротмистр, — к Масканину пришла неожиданная мысль, — раз уж меня выпускают, ты мне какого–нибудь грима не можешь достать? Неохота по форме да с фонарём разгуливать.
— Хорошо, я спрошу у здешних… хм, "коллег". Кстати, о том, что ты здесь, тебе домой телеграммой сообщили. Вчера ещё. Вроде брат твой должен приехать, твою личность подтверждать. А посему, рекомендую задержаться.
— Нет уж, — Масканин усмехнулся. — Я как–нибудь лучше снаружи…
— Ну как знаешь, — Муранов направился к двери и вдруг остановившись, спросил: — Ты в курсе, что дивизию под Белоградье перебрасывают?
— Да, я знаю. Кстати, Белоградье…
— Да. В октябре ещё стык фронтов был, но потом как мы на Монберг попёрли… В общем так, догуляешь, дуй в Белоградье, там уже сейчас временный пункт дислокации. Толкнув дверь, Муранов обернулся и бросил: "Щас я, подожди".
Отсутствовал ротмистр минуты три, а вернулся с поручиком, который вчера мурыжил Масканина на предмет установления личности.
— Закорский! — рявкнул поручик. В дверях нарисовался давешний конвоир.
— Слушаю, господин поручик!
— Закорский, проводи этого господина к моему кабинету. И скажи там по пути, пусть его вещички приготовят.
— Слушаюсь! — конвоир строго зыркнул на Масканина. — А ну, идём, паря! Когда они удалились, Муранов и поручик расселись у стола.
— Что скажите, ротмистр?
— Дерьмо… — Муранов протянул портсигар, угощая, но территориал отказался. То ли не курящий, то ли сигареты ротмистра были для него "худые". "Ну и хрен с тобой", решил Муранов, подкуривая. — Всё дерьмо, поручик…
— Я так и думал, что он не наш клиент, — по–своему понял слова собеседника поручик.
— У?
— Масканин этот, говорю, слава Богу, не идеалист долбанный.
Ротмистр не был согласен с этим утверждением, но промолчал, предпочтя рассматривать расползающийся дым.
— Беда от этих идеалистов, — продолжил умничать поручик. — Все беды от них. Одни идеалисты создают утопические концепции… Потом другие идеалисты, как правило восторженные мальчики, начитавшиеся модных книжек, пытаются в меру своего разумения воплотить эти утопии в жизнь. Но мальчики взрослеют и становятся фанатиками.
— И шагают по трупам. Ради прекрасных и благородных идей, — продолжил мысль Муранов. — Кстати, и девочки тоже.
— Бог ты мой… — выдохнул поручик. — Сколько же ещё история будет повторяться?
В сопровождении конвоира, теперь уже бывшего, Масканин получил изъятые при оформлении деньги. Не так и мало, около двухсот рублей — всё что накопилось за последние месяцы. А ведь и сестрам отсылал изрядно. Там же в окошке ему выдали сложенный тюком плащ, часы, кой–какую мелочёвку и "Сичкарь". Пистолет он получил в госпитале, там этого бесхозного добра навалом, там же Максим выменял ППК всего за двадцать пачек сигарет. Пистолет–пулемёт, доставшийся вольнонаёмному каптенармусу после смерти прежнего владельца, валялся у него в загашнике, а Масканину, как не курящему, сигареты не нужны были. Раз положены сигареты по пайку, брал. Когда раздаривал их, а когда и менял на что–нибудь. ППК и бебут, вместе с полевухой, он оставил под присмотром портного.
Приятная весть настигла Максима, когда он уже собирался покинуть казённые стены. Приехал, вызванный телеграммой, брат и подался в полицейскую префектуру. Там ему и сказали ждать.
Из здания следственной тюрьмы Масканин вышел с чувством лёгкости и душевного подъёма. Брата он давненько не видал, соскучился. Кроме того, приятно всё–таки подышать свежим морозным воздухом после спёртого смрада камеры. Вот и здесь на юге зима наступила. До нового года рукой подать… Тут Максим поразился
Следственная тюрьма впрямую примыкала к префектуре полиции, всего минуту–другую пройтись. Однако очень скоро Масканин понял, что пробраться к префектуре будет сложно. Никогда ещё он не видел в таком количестве правоблюстителей. На краю проспекта разгружались грузовики, десятки жандармов выстраивались в шеренги повзводно. Территориалы, судя по форме. Да ещё толпа просителей и родни у самой тюрьмы, плюс вездесущие репортёры. Неужели последствия беспорядков до сих пор резонируют? На улицах полно конных патрулей, от малиновых околышей жандармов в глазах рябит. Префектура располагалась в центральном районе Старграда и если уж здесь так много малиновых, то на окраинах их должно быть ещё больше. Похоже, власти опасались рецидива прошлой декады, поэтому в город продолжали стягиваться дополнительные силы.
Масканин остановился у ступеней парадного входа. Минут пять подождал, сам не зная чего. Потом сплюнул и поднял воротник плаща. Холодно и ветряно, а одет он не по–зимнему. Руки и шея уже начали подмерзать. Сейчас бы шерстяной шарф и рукавицы…
Народу и здесь хватало. С трудом протиснувшись, он был остановлен у закрытых дверей. В здание никого не впускали кроме репортёров и редких счастливчиков из толпы. И как теперь искать брата? Впрочем, он мог и на улице быть. Масканин огляделся, особо не надеясь на удачу. Так и есть, сплошь незнакомые, чем–то озабоченные лица, многоголосый гомон и скрытое раздражение. Этак постоишь здесь и вся радость от предстоящей встречи испарится. А вдруг брата и здесь нет? Вдруг он ушёл, спеша по каким–то своим делам? Досадно будет, если так и окажется. С лета не виделись. Или с мая? Но впрочем, какие у него дела, если он специально по телеграмме приехал?
Что толку стоять и ждать неизвестно чего? Масканин развернулся и побрёл сквозь толпу.
— Максим!! — услышал он, когда вышел на перекрёсток.
Он обернулся. По ту сторону проспекта у двухэтажного особняка стоял белый ирбис, в холостую урча мотором. Из–за машины, махая рукой, показался брат, на ходу запахивая длиннополую шубу.
Движение по проспекту в этот час было редким, должно быть из–за суматохи царящей в городе, а может из–за ударившего мороза и выпавшего снега. В Старграде снег всегда был проблемой, всегда почему–то не хватало снегоуборщиков, чем охотно пользовались извозчики, ведь лошадь и сани автомобилям ни чета. Максим поспешил через дорогу, лишь раз пропустив едва ползущий грузовичок.
— Ну что, хулиган, отвёл душу? — шутливо–строгим тоном спросил брат, разнимая объятья.
— Здравствуй, Вовка! — выдохнул Максим, словно не заметив вопроса.
— Опять на подвиги потянуло? Нельзя тебе одному без присмотра. Нельзя. Это ж надо, в кутузку загреметь! Погоди, это ещё отец не знает, ужо вставит тебе ума–разума, коли Господь своим обделил…
— Ты как добрался? Трассу от снега очистили?
— Да ты меня не слушаешь совсем! — брат старался напустить на себя строгости, но не смог и разулыбался.