На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
Первыми за спиной Красевича появились Григорьев и Половняк, за ними подтянулось всё отделение. Двое штурмгренадёр поставили захваченный пулемёт у соседней колонны, взяв под прицел дверь у лестницы. План дворца заучили все и знали, что дверь ведёт в подвальные помещения.
Отделённый сержант пристроил бойца с радиостанцией в закуток, он и без приказа понимал, что беречь "эрку" надо пуще зеницы ока.
— Сигнал, вахмистр, — распорядился Красевич.
— Слушаюсь! — Григорьев махнул радисту.
В эфир ушла короткая кодограмма. 12–й кавполк и жандармские подразделения выступили в город.
В
— Будем считать, что подвал заблокирован, — произнёс Красевич, перерубая сапёрной лопаткой телефонные провода. — Ну что, вахмистр, на вас лестница. Очистить её до верхнего этажа. Дальше — согласно плана.
— Есть! — Григорьев козырнул и начал рявкать команды.
В зале он оставлял четверых: пулемётчиков, радиста и сержанта для общего руководства и охраны входа. Обвешанные подсумками с гранатными и запасными рожками, бойцы пошли на штурм лестницы.
Короткими очередями в два–три патрона солдаты заставили республиканцев оттянуться на второй этаж. Но сверху полетели гранаты — снятые с вооружения БЦ-4. Загрохотала серия взрывов, кроша и корёжа ступени, наполняя пространство чугунными осколками и чёрным дымом. К этому бойцы Григорьева были готовы, укрывшись за лестницей и колоннами, они не понесли потерь. Но не успел расползтись мутно–чёрный дым, как вахмистр возглавил атаку. Теперь гранаты полетели вверх, и современные РОГ-2 с более мощной взрывчаткой и насечками на корпусе, и захваченные на улице старушки БЦ-4. Взрывы, короткие очереди "Ворчунов", крики и мат. Штурмгренадёры продвигались наверх, сея вокруг смерть.
В это же время первый этаж дочищали отделения Рутковского, продвигаясь навстречу через залы и коридоры дворца. Одно отделение начало чистить подвал.
— Пора, прапорщик, — Красевич поднялся. — Начнём со второго этажа. Гранат не жалеть. Но если что — пулей ко мне.
— Есть! Но… — Половняк на секунду замялся. — Там ведь могут остаться гражданские, а мы их гранатами…
— Если кто и остался, можно заведомо записать их в число жертв. Выживут — хорошо, не выживут — на то и война. Мы армия, а не полиция.
Половняк молча кивнул. Раз уж все эти жандармы, гэбисты и прочие конторы допустили захват Алексеевска и дело дошло до войсковой операции, то воевать надо по военному.
В расходящихся коридорах второго этажа был настоящий погром. Иссечённые осколками и пулями стены, сорванные двери, трупы боевиков, удушливый дым и пыль потолочной штукатурки. Потери Григорьева — один тяжелораненый. Часть бойцов удерживают выход на третий этаж, остальные продвигаются вглубь, зашвыривая гранатами комнаты, расстреливая из автоматов редкие очаги сопротивления.
Красевич возглавил двух бойцов. Удар тяжёлым ботинком в дверь, граната, взрыв. Кувырком понизу и очереди по сторонам. Оглушённые и контуженные бунтовщики не успевают среагировать и гибнут. Кто–то пытается притвориться мёртвым, но штурмгренадёры
Коридор, комнаты, гранаты, смена магазинов. Ещё коридор, фойе, комнаты, гранаты. Начавшие плеваться "Ворчуны" и красные штыки. Очередь из–за угла. Штурмгренадёр сложился пополам. Злость. Боевик снова резанул из ручника — РП-43, но мимо. Боец бьёт короткими по углу, прикрывая. Красевич в три переката в конец коридора. Глаза мельком замечают запылённый сапог и ручник. Две чиха "Сичкаря", пуля в кисть на рукояти и пуля в челюсть. "Дырокол" давно брошен, теперь в руках РП сорок третий. Из двери напротив вываливается "гражданин". Дёргается в руках пулемёт, очередь отбрасывает республиканца обратно. Вдогон в помещение летит граната. Перекат, короткая на три патрона влево, длинная по радиусу. Кто–то хрипит за разбитым столом и пинок сворачивает ему шею. Под ногами разнесённые гранатой тела, два или три. Чёрт, теперь сапоги мыть. Никого живого, чисто.
Следующий коридор. Боец вскидывает руку. Радостные маты Григорьева. А вот и сам вахмистр.
Все бегут ко второй лестнице. Вдруг один из бойцов валится на пол и хрипит. Остальные словно пьяные. Вахмистр пытается вспороть себе брюхо. Ботинок вышибает нож из рук. Удар, Григорьев без сознания сползает по стене. С лестницы звучит выстрел. Красевич бросается туда.
На разбитом плиточном полу лежит штурмгренадёр, судя по позе — застрелился. Прапорщик сцепился со вторым бойцом, не давая тому зарезаться. Удар, боец слабеет и отключается. Половняк забирает у него нож.
— В коридор! Следи за остальными!
— Есть!
Красевич бросился наверх, дурея от бьющихся в ушах молоточков. Будто вся кровь прилила к голове! В мышцах откуда–то взялась скованность, жгучей усталостью разливаясь по телу, просящему отдыха, а лучше сна. Долгого, беззаботного сна. И так хочется взять "Сичкарь", ведь в нём ещё остались патроны. Взять пистолет и рассчитаться с этой бредовой, нескладной жизнью… Ну уж нет, суки!
Старушка–граната за угол, все "рога" кончились. Грохот. Орёт в дыму закопчённый боевик, сжимая хлыщущий кровью обрубок ноги. Приклад в окровавленную рожу — затих.
На этаже тихо, внизу глухо бухают и трещат выстрелы. Или это на улице? Все двери на распашку, везде бардак и поспешные следы бегства. Труп бунтовщика в сортире. Застрелился. Странно. А может как раз логично. Шорохи и тихие голоса за дверью. С ноги по замку, дверь отскакивает вовнутрь. БЦ-4 в проём. Кажется, это ОН или ОНИ. Хорошо, что старушки остались, осколков меньше и ВВ слабее. Взрыв. У разбитого окна мертвяк. Хотя нет, рука по локоть в лохмотьях плоти, левый голень проткнут сломанной ножкой стула. Но жив, сволочь. У стены шевеление. Под обломками книжного шкафа кто–то хрипит. Из–под груды книг и полок руки выдёргивают второго. Из ушей кровь, со рта пена. Агония. Если пена, значит не граната его. Сам себя умертвил, урод, "стиратель" значит. И башку резать бесполезно, наверняка уже дебилом стал. Или как там этих называют?