На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
Впрочем, вскоре выяснилось, что всё–таки были. Когда отряд, вынося убитых, покинул лагерь, Красевич принял доклады о потерях и взятых трофеях. В группе Масканина — один убитый, у Торгаева убитых двое и ранен один — к счастью, лёгкий и сам может идти. Масканинский ефрейтор погиб в схватке с инструктором, а бойцов Торгаева положили из хрен знает откуда взявшейся в лагере горной безоткатной пушки, когда они долбили из зенитки во всё подозрительное. Итого, подвёл Красевич неутешительный итог, вместе со старшим фельдфебелем Зериным погибших четверо. И тут Торгаев подтолкнул за локоть
— Сорок четвёртой дивизии, сто семьдесят четвёртого полка рядовой Сивков! — боец доложился возбуждённо, едва скрывая радость, что оказался среди своих и вне пределов лагеря.
— А ты откуда там взялся? — удивлённо спросил Красевич.
— Пленным он был, — опередил Торгаев заторможенного от избытка чувств Сивкова. — «Серые» его гранатами выкуривали, ну и тут мы подошли…
— И много вас было? — поинтересовался командир «Рарога».
— С полсотни где–то. Точно не знаю. Одни помрут, других везут. На нас курсантов учили. Я тут… то есть, там три недели провёл. Ещё б месяц и всё — хана!
— Пытки, что ли? — спросил протиснувшийся поближе поручик Найдёнов.
— Нет… Ведут в камеру, потом заходит курсант и смотрит… Просто смотрит. От новичков только голова кругом, да зрение, бывает, барахлит. А от опытных… кровью потом харкаешь…
— А остальные где пленные? — задал следующий вопрос Красевич.
— В наш барак бомба шлёпнулась. Ну я и ещё двое, я их не знаю, в провал в крыше полезли. Потом в нас из карабинов палить стали, я успел затихориться…
— В плен–то как попал? — спросил Торгаев.
— Да как… Была атака, мы ротой в траншею залетели, потом вижу на меня граната летит… Скаканул за бруствер и тут как шарахнет! Оклемался уже в плену…
— На–ка почавкай, — протянул ему Масканин открытую банку с тушёнкой и ложку.
— Это много… — дрогнувшим голосом сказал рядовой Сивков. — От целой банки у меня с отвычки живот скрутит.
— Сколько съешь, столько съешь, — улыбнулся Максим и протянул пустую гранатную сумку. — Остачу сюда положишь.
Красевич хлопнул Сивкова по плечу, тем самым признавая его право находиться в отряде. Ничего подозрительного в бывшем пленном он не заметил.
— Пора, — сказал штаб–майор, вставая. — Идём в темпе. А то трофеи протухнут.
Бойцы вокруг заржали, а рядовому Сивкову с набитым тушёнкой ртом была похрену непонятная шутка. Если бы ему сказали, что домой предстоит топать миллион километров, он бы только пожал плечами и пустился бы в путь длиной хоть в два миллиона, лишь бы подальше отсюда.
Уже перед рассветом, порядком помотавшись близь дорог, ставших в одночасье рокадами, отряд остановился у берега в полусотне километров южнее плацдарма. Бензин кончился и мотоциклы пришлось бросить, да и не нужны они были теперь. Отряд ждал возвращения самоходных барж, с которых в это время разгружались полки 102–й дивизии. На плацдарме шёл бой, велгонцы успели стянуть к реке свежие пехотные части и пробиться к десантникам оказалось невозможно.
Место, что выбрал Красевич, подходило для отчаливания с большим скрипом. Берег тут не обрывист, как в других
Когда показались баржи и сопровождавшие их бронекатера, Красевич выстрелил три красные ракеты, бойцы подхватили тела павших товарищей, забранные в урочище криоконтейнеры, в которых теперь хранились добытые головы, и оружие. Всё остальное оставили на берегу, пустившись в холодную воду почти голышом. С одной из барж спустили лодки, а разведчики пробирались по отмелям всё дальше вглубь реки, мечтая поскорее оказаться на борту и после принятых на флоте согревающих процедур, почувствовать себя простыми пассажирами, плывущими домой с чувством выполненного долга.
Глава 7
Светлоярск, 27 октября 153 г. э. с.
Загустевшее тёмно–красное пятно залило полированную столешницу письменного стола. Мертвец уткнулся лицом в раскрытый номер театрального журнала, безвольно опущенные руки плетью повисли над паркетом, тело грузно осело и, казалось, оно только чудом не сползло на пол. Затылок у покойного отсутствовал напрочь, в коротких тёмных волосах застряли чёрные комочки и мелкие осколки костей. Книжный шкаф за его спиной был густо забрызган кровью.
— Не успели, — сказал офицер с погонами поручика и с кислой миной повернулся к капитану.
Второй офицер подошёл к столу и поднял выпавший из руки мертвеца «Воркунов». На гильзу он и не посмотрел, она его не интересовала. А вот пистолет он повертел в руках, отщёлкнул магазин, снял затворную раму и понюхал ствол.
— Он, видать, шутником был при жизни, — улыбнулся капитан. — Сначала пистолет почистил, потом себе мозги вышиб.
— А перед этим очень плотно поужинал, — сказал поручик. — И погладил свежую рубашку.
Капитан обернулся. Отсюда в соседней комнате виднелась висевшая на плечиках рубашка и ещё неубранная гладильная доска. Положив «Воркунова» на стол, капитан наклонился к трупу и втянул носом воздух.
— Ох, и самоубийцы нынче пошли. Этот даже побрился и надушился перед смертью. Хоть бы, зараза, отравился для приличия, а то весь шкаф забрызгал.
— Надо было его пораньше брать, — сказал поручик.
— Надо было, — согласился капитан. — Да только кто ж о нём знал? Что думаешь, Безусов дурнее тебя?
Поручик пожал плечами и взял с серванта деревянную рамку со старой фотокарточкой. На ней была запечатлена молодая женщина в скромном платье, держащая на руках трёхгодовалого сына. На обратной стороне ровным мужским почерком надпись: «Мама».
«Мальчик вырос, — подумал поручик, — и стал подполковником. Потом встрял в чужие игры. Потом с чьей–то помощью покончил с собой. А через несколько лет никто о нём и не вспомнит».
— Ты чего там застрял? — спросил капитан.
— Да вот… такой хороший мальчонка на фотке…