На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
Острое желание поискать недостатки во взводах, возникшее после разноса комбата, после короткого отдыха сильно притупилось. Да и бардака в расположениях не наблюдалось, служба унтерами была поставлена исправно. Егеря не привыкли халявить, или же шаропупить, выражаясь солдатским жаргоном. Передний край всё же.
Чергинец оказался в своём блиндаже, занятый инвентаризацией, подстёгнутый к этому видимо инспекцией начхима.
Не желая ничего обсуждать в присутствии посторонних, а в блиндаже помимо фельдфебеля находилась половина ПРОГ, Масканин не заходя поманил его наружу.
— На вот, почитай–ка…
Чергинец взял состряпанный особистом рапорт. Прочёл сначала наискось, потом подробно. И сделал загадочное лицо.
— Интересная отсебятина. Комментарии будут?
— Будут, Паша, будут, — ответил Масканин и поведал, как пообщался с Мурановым. — Ну, что скажешь?
— Да что тут скажешь? Хитёр наш особист. Ну, оно и к лучшему. Фарт — он такой, никогда не знаешь, когда он на твоей стороне сыграет.
— Муранов тоже фортуну помянул, — усмехнулся подпоручик. Сам он в удачу не верил. И в судьбу тоже. — Короче, да, нет?
— Скорее да, чем нет… Не, ну, Макс, не смотри на меня так. Ты ж знаешь, я жандармов не очень… Я-то согласен, но затаскают нас с тобой.
— Не затаскают. Разок на следственный эксперимент вызовут, но не как обвиняемых, а чтобы сполна установить проколы в охране склада. Ну и разок с самим ротмистром покалякаешь, напишешь своими словами такую же бумажку. И всё, думаю.
— Ну, если так, то и чёрт с ним. Где тут расписаться?
— Здесь не надо. На своей подпишешься. — Масканин спрятал рапорт в командирский планшет и сменил тему: — Что за шухер у нас? Химдень?
Чергинец округлили глаза, а потом засмеялся, вспомнив довоенную ещё службу в гарнизоне, когда в полку каждый четверг устраивались дообеденные тренировки по защите от химического оружия. Ясное дело, популярности это четвергам не приносило.
— Да… Натуральный химдень. Минандо принесло, всех раком ставит.
…Арефьева, командира 16–й роты, Масканин нашёл на ротном КНП. Здесь же находился и Роман Танфиев, командир миномётной батареи. Оба одногодки — двадцатидвухлетние поручики июня 151 года выпуска. Арефьев по хозяйски осматривал местность через оптический панорамный визир, время от времени сообщая дирекционные направления на ориентиры, которые Танфиев заносил в свой блокнотик.
В уголке у полевой радиостанции пристроился дежурный сержант–связист, уминавший из миски давно остывшую кашу. Наблюдая за ним, Масканин почувствовал в животе голодные позывы, напомнившие о пропущенном завтраке. В хозяйстве сержанта нашлась вторая миска, ложку Максим по старой привычке имел свою, храня её в поясном кармане бушлата. Тут же между радиостанцией и полевым телефоном стоял открытый бачок, на дне которого удалось с трудом нашкрябать на вполне приличную порцию. Только хлеба не было, с ним в последнее время перебои возникали. И неизвестно почему, вроде и наступление притормозилось и тылы подтянулись, а всё равно с кормёжкой проблемы случались. С одной только водкой да куревом проблем никогда не было.
Не замечая вкуса, Масканин слопал холодную и недосоленную кашу и запил из фляги обеззараженной
— Вот и порядок, — произнес Танфиев, пряча в планшет блокнот. — Не сильно у вас за ночь ландшафт изменился.
— Обленились хаконы, — прокомментировал Арефьев, закуривая. — Посмотрим. Никак затевают что–то.
Чутьё на тактические замыслы врага у ротного было развито превосходно. Если он думает, что незначительные, по сравнению с прежними, ночные изменения топографии что–то да означают, это уже повод задуматься. Масканин думал также. Что–что, а чутьё на подобные фокусы развилось и у него. Ещё дней пять назад то одинокие деревца на несколько метров передвинутся, то кустики и ложные холмики отпразднуют новоселье. Теперь же эти хитрости отчего–то почти прекратились. И первым из объяснений напрашивалось готовящееся хаконцами наступление. Об этом Максим и сказал.
— Не обязательно, — возразил Танфиев. — Может перед нами часть сменилась.
— И мы за пять дней об этом не узнали? — Арефьев скривил рот, выказывая сомнение. — Не думаю. Прошлой ночью разведка как раз на нас возвращалась. С "языком". Макс, не помнишь, что там на погонах того ефрейтора было?
— Двести семьдесят первый пехотный, — припомнил Масканин. В ту ночь он лично руководил огневым прикрытием возвращавшихся разведчиков. — Разве что хаконы на хитрость пошли. Всем сменщикам понашивали чужие погоны.
— Сомнительно. — Не согласился ротный.
— Это да, — поддержал Танфиев, — да и понятия полковой гордости у них там никто не отменял. Офицеры б на это точно не пошли.
— Пошли бы или нет — ещё вопрос, — заметил Масканин. — Сверху прикажут и будьте любезны исполнять.
Наметившийся спор прервало жужжание телефона. Сержант передал подошедшему Арефьеву трубку.
— Шестнадцатый, — выбросив сигарету, представился ротный. С полминуты слушал, пару раз кивнув, словно на том конце провода его могли видеть. Потом посмотрел на Танфиева. — Так точно, здесь… Понял. И повесил трубку.
— Аршеневский вызывает к себе. Всех, кроме взводных.
По дороге Танфиев успел рассказать несколько свежих анекдотов. Посмеялись, отшутились по очереди.
— У меня тут с собой письмо для Геллера, — вспомнил Масканин.
— Что за письмо? — в миг стал серьёзным ротный.
— Хреновое письмо. Чергинец вовремя перехватил. Жену у Геллера молнией убило. Четверо малолетних девок на хозяйстве остались. Арефьев выматерился, проклял судьбу и почту.
— Ты вот что, Макс, давай письмо сюда. Или сам хочешь с Дедом поговорить?
— Да пожалуй и сам. А Геллера отпускать надо.
— Ясен пень отпускать. Какой с него теперь вояка? Нет, лучше дай письмо мне. Сам с комбатом перетру.
— Ну, держи, — Масканин передал конверт и после секундного колебания сообщил: — Мне тут утром по секрету шепнули. Короче, тебя во второй бат хотят перекинуть.
— Ну ты прям вестник несчастий, — мрачно произнёс Арефьев. — Предлагали мне уже во второй. Типа советовались. Начальником штаба предлагали. А у меня тяги к штабам нет, да и роту бросать… А тебе как, по "большому секрету" натрепали или серьезный дядя?