На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
А Оракул без напряга выяснил, что таррагонскую базу прикрывает 16–я батарея береговой артиллерии. Что состоит батарея из двух трёхорудийных башен, снятых лет тридцать назад со списанного крейсера "Александровск". Бронирование башен и по нынешним временам оставалось на уровне современных требований, например фронт имел 360–мм броню. Бетонные барбеты башен защищены листами 320–мм брони. Расчёты и погреба укрыты в железобетонных казематах, а сами башни окружены двумя поясами фортифицированной обороны, в том числе ДОТами. В составе батареи имелись блиндированные сигнальные и дальномерные посты. Выяснил, что в секторе обстрела батареи вражеские корабли гарантированно ближе восьмидесяти миль не подойдут, если не хотят артиллерийскую дуэль затеять. Береговые орудия пристреляны по
Краснов представил, что Оракул работает на арагонцев, которым не терпится разыграть очередной реванш и отобрать Антику, воспользовавшись войной Новороссии с Велгоном и Хаконой. А что? Вполне правдоподобный сценарий. К тому же арагонцы, в отличие от тех же бразильцев, как правило светлокожи, а многие местные жители русский как родной знают. Наверное, адмиралтейству Великого Герцогства Арагонского весьма кстати пришлась бы информация о 16–й батарее. На острове не могло не быть арагонской агентуры. И хорошо, если её нет в гарнизоне базы. В продажность господ офицеров да и унтеров Краснову верить не хотелось, но помимо них есть и вольнонаёмный персонал. Правда, большинство вольнонаёмных — либо жёны, либо прибывшие по контракту с материка специалисты мирных профессий. Но из местных тоже кое–кто был.
Кофе, чай и сигареты. Разговор Краснова с Острецовым длился уже более часа. "Нюхач" в режим подавления Пётр Викторович активировать не стал, пусть себе пишут. Но от использования "подавителя" – ещё одного полезного в хозяйстве приборчика из личного арсенала, отказываться не стал. Сказалась привычка. "Подавитель" надёжно экранировал от влияющих на психику инфразвуковых излучений и, бывало, в других мирах спасал жизнь, конечно, если под таковой понимать способность независимо мыслить и обладать свободой воли.
По–своему разговор был увлекателен и начался с взаимного прощупывания. Надо ведь было для начала изучить собеседника, составить предварительное мнение, найти точки соприкосновения. Хорошо бы и в мотивации разобраться, да ценностные ориентиры определить. В какой–то мере в дебюте им обоим это удалось. Да, первую часть этого обоюдно интересного, но трудного разговора можно было по праву назвать дебютом, потому как начало походило на партию в шахматы. Представителя разведуправления Краснов нашёл человеком проницательным, непредвзятым и обладающим неординарным мышлением. Сработаться с ним, если взаимное согласие будет достигнуто (а к этому всё располагало), было бы просто.
Разговор шёл почти без околичностей, несколько витиевато, но всё же по существу. Острецова интересовала конкретика. Так было даже проще. Такой подход генерала Краснову пришёлся по нраву, не надо было ходить вокруг да около, плетя без меры словесные кружева, разве только самую малость их плести приходилось. А своего удивления по поводу догадки Острецова, Пётр Викторович скрывать не счёл нужным, догадался — и молодец, сделаем ему приятно, пусть потешит своё самолюбие. Только вот словечко "пришельцы" позабавило так позабавило. Ну да бог с ним, пришельцы и пришельцы.
— Вопрос–то в чём, Пётр Викторович, — после непродолжительной паузы изрёк генерал, — вопрос в степени доверия к вам. То что вы так увлекательно мне тут рассказали, не скрою, вызывает не малый интерес. Практический интерес. Не будь вы фигурой… скажем так, внешнего плана, а моим соотечественником, мы бы вас так или иначе привлекли к делам нашенским. Даже помимо вашего согласия.
— Эка вы завернули, Ростислав Сергеевич, — Краснов ухмыльнулся. — Без согласия, значит?
— Не совсем так, конечно. Тем или иным образом
— Неужто такие сложности возникают?
Острецов приподнял бровь, секунду–другую колеблясь с ответом, вопрос–то показался ему не из разряда приятных.
— В общем–то нет, — произнёс он задумчиво. — Взять того же ротмистра Мелёхина, с которым вы успели познакомиться, с ним просто: человек он военный, давал присягу. Получил приказ и будь добр исполнять.
— Ох, и кузница кадров у вас…
— А что поделать, Пётр Викторович? Дыр много, а кандидатов несравненно меньше. Перебирать не приходится, увы. Думаете, я мечтал о генеральских погонах? Как бы не так, меня манили экспедиции в запретные территории, я ведь по первому образованию географ. Романтика, знаете ли, свойственна молодости. А вышло, что Отечеству понадобились мои способности в иной стезе… Однако до войны у меня получалось совмещать юношескую страсть со служебными обязанностями, правда диссертацию не успел защитить.
Краснов кивнул, рассматривая игру света полуденного солнца на стеклянных изгибах пепельницы. Благодаря или вопреки скопившимся окуркам, падающий от окна свет давал причудливые блики. Хорошие сигареты курил генерал, после них приятный комочек в гортани оставался. Сам себя Краснов считал ценителем хорошего табака и втайне наслаждался предложенными генералом сигаретами. Да и кофе, импортируемое из Великого Герцогства Арагонского, оказалось ничуть не хуже полюбившегося кантонского. Пока с арагонцами нет войны, торговля процветала. А во время войны процветала контрабанда, причём погранстраже обоих держав, что морской, что сухопутной, обычно предписывалось не сильно тормошить таких контрабандистов, так — самую малость, чтоб не сильно наглели или, не доведи Господи, чего другого для государства опасного не переправляли.
— Хорошо, Ростислав Сергеевич, — Краснов прикурил очередную сигарету, чиркнув длинной спичкой с ярко–жёлтой головкой. Вытяжки в кабинете не было, табачный дым выходил через приоткрытую форточку узкого, словно бойница, окна с видом на прибрежную скалу. — Какие в вашем представлении от меня и моей группы должны последовать действия, чтобы повысить степень доверия к нам? Острецов улыбнулся и тоже прикурил.
— Думаю, не в ваших действиях дело, Пётр Викторович. Время само всё по своим местам расставит. Тут другое. То что мы, в некоем смысле, коллеги, само по себе значит мало. Во–первых, да, вы правильно задались вопросом о сфере интересов моего управления. Внешняя разведка — это основная, но не обязательно главная линия работы разведупра. Так уж сложилось, если угодно знать, исторически. В какой–то степени мы дублируем функции ГБ и контрразведки, прежде всего в армейской среде и оборонке. Согласен, несколько громоздко выглядит наличие стольких специальных служб, дублирующих функции друг друга, но… Нам однако удаётся не столько конкурировать, сколько сотрудничать. Во–вторых, мы, то есть разведуправление, противодействуем так называемым "стирателям" – так у нас принято обозначать велгонских агентов с такими же талантами, что и у нас с вами. А вы с вашими ребятами попали в наш мир, охотясь за рунхами. Я знаю, кто они такие эти рунхи. Архивные данные, в том числе закрытые, о той страшной Войне у нас сохранены. Допуск у меня есть, по долгу службы я изучал всё что связанно с чужаками. Так вот, сдаётся мне, что ваши рунхи и наши "стиратели" – одного поля ягоды.
— Да, вполне может быть. А вам удавалось захватить живых "стирателей"?
— Редко. Всего несколько случаев за последние десятилетия. В основном трупы, к сожалению.
— Трупы, говорите. Похоже, очень похоже. С выжженными мозгами?
Острецов бросил на собеседника пронзительный взгляд, выжидая, последуют ли разъяснения. Взгляд Краснов выдержал спокойно, давая понять, что расшифровывать свои слова не собирается.
— В актах судмедэкспертизы, — ответил Острецов, — в каждом случае описывалось поражение головного мозга. Но выжигание? Признаюсь, не понимаю.