На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
92 год, июнь. Подписан мирный договор между НФ и ВГА. Побережье Новороссийской Федерации увеличивается на сорок процентов, бывшая арагонская провинция Вольногорье, с девятимиллионным населением и площадью свыше шестисот двадцати тысяч квадратных километров, становится губернией НФ с правами широкой автономии.
Мелёхин прервался. Налил полстакана минералки, ожидая вопросов. Присутствующие предпочли хранить молчания, переваривая услышанное. Кто–то потягивал морс, кто–то курил, рассматривая карту и ротмистра. Минералку Мелёхин выпил в два глотка, а так как вопросов не последовало, продолжил:
– 92–93 годы. Реформы государственной власти, судебной и образовательной системы НФ. Реформы в армии и административно–территориального управления. Новороссийская Федерация переименовывается в Новороссию, провозглашается
— Прошу прощения, господин ротмистр — перебил Оракул. — Перечисленные вами меры… э-э… "приручения" коммерческих структур — это выглядит как недоверие к ним.
— Отчасти вы правы… — начал было ротмистр.
— Позвольте, я отвечу господину Кужелю, — перебил его Острецов. — В какой–то мере так и было. Директория не совсем доверяла крупным и средним предпринимательским кругам. Однако дикого ущемления не последовало. Наоборот даже, были введены и, кстати, до сих пор действуют налоговые преференции, а также был взят курс на политику протекционизма национального купечества и промышленников.
— Если вы ещё скажите, что не было недовольных, — заметил Краснов, — и никто не бежал, прихватив нажитое, простите, не поверю.
— И будете правы, Пётр Викторович, — ответил Острецов. — Как же без недовольных? Естественно они были. Только с нажитым, в крупных размерах, никто не сбежал. А желающих имелось много. У кого национализировали заводик, кому валютными трансфертами заниматься запретили. А у кого и того хуже — род деятельности как таковой под запрет попал. Самый большой бардак до реформы творился в банковской и биржевой системах. Бирж оставили всего три, под жёстким контролем и с одной единственной функцией — как место, где товаропроизводитель, минуя посредников, может найти конечного покупателя. Речь не идёт о мелкорозничной торговле, которая регулируется специальными законодательными актами и внутренними циркулярами министерства экономики, регламентирующими контроль мелкого предпринимательства со стороны государства. Банки обязали заниматься только лишь кредитами и ссудами, причём поумерив аппетиты. Я имею в виду проценты, максимальная процентная ставка по краткосрочному кредиту отныне не должна была превышать шести процентов. По
— А как быть с инфляцией? — поинтересовался Оракул. — В Сокаре таких смешных процентов нет.
— Смешных, говорите? — Острецов налил себе морса и отпил. — Так ведь с девяносто второго года у нас инфляции нет. То есть совсем нет. Она под запретом.
— Прямо как в моём мире, — улыбнулась Хельга, рассматривая недоверчивое выражение Оракула. — У нас тоже её запретили королевским указом ещё во времена первой династии.
— А нельзя ли, господа, тему раскрыть? — предложил Кочевник. — А то я в экономике полный профан, но интересно всё же…
— И правда, господа, — поддержал его Красевич. — Я тоже не экономист.
— А кто здесь экономист? — пожал плечами Острецов. — Если кому будет угодно, с экономистами пообщаетесь, это я могу пообещать. Но только если свободное время на то будет. Вас смущает запрет инфляции? Да, это так. Ежели, не дай Боже, случается такой конфуз, значит министр экономики и его замы элементарно не тянут должность, за что моментально выдворяются в отставку, без права занимания, как говорится. Количество ассигнаций в стране жёстко привязано к запасу драгметаллов, то есть, сколько в закромах Родины золота и платины, ну или палладия, с серебром, ровно столько банкнот. И хоть расшибись, больше не станет.
— Интересно тогда узнать уровень цен относительно доходов, — сказал Оракул.
— С радостью удовлетворю ваше любопытство, господин Кужель, — ответил Острецов и посмотрел на Мелёхина. — Ротмистр, не сообщите ли господам размер вашего жалования?
— Да какое там… — замялся Мелёхин. — Шестьдесят два рубля всего–то. Но не за жалование служим…
— Благодарю вас, — прервал его Острецов. — На трояк, в бытность мою оперативником, я в любом губернском городе мог шикарно отобедать в самом приличном ресторане. А копеек на где–то двадцать пять можно от пуза наесться в фабричной столовке. Снять квартирку в доходном доме в пригороде столицы выйдет рублей в пять, ближе к центру в червончик. Традиционно дорого извозчики дерут, могут целковый заломить, а то и полтора. Тут понятно — фураж, лошадка, на морозе, скажем, чтоб не замёрзнуть овса изрядно съедает, да и водочка извозчику для сугреву. И таксисты, тут тоже понятно — бензин, запчасти.
— Что же выходит? Золото из страны вывозить нельзя? — спросил Кочевник. — А иначе я не представляю, как ваша экономика может работать.
— Ты, Дим, по галактике помотался, — сказал ему Краснов, — а такими вопросами голову себе не забивал. Во многих Звёздных Державах такая точно модель экономики. Острецов с интересом посмотрел на Кочевника и ответил:
— Вывоз драгметаллов из Новороссии был запрещён первые тридцать лет после реформ. Не помню точно, где–то в двадцатых годах разрешили использовать золото и платину в межгосударственных расчётах. И как редкое исключение, коммерсантам, когда, например, необходимо было новейшие станки закупить, пока свои аналоги ещё не подоспели. Но это редко случается, экономика нашей страны, тут позволю себе проявить гордость за Державу, самодостаточная, все отрасли прекрасно развиты.
— А ювелирные украшения тоже запрещено вывозить? — с наигранным ужасом спросила Хельга.
— Нет, конечно же, — Острецов улыбнулся. — Ювелирное золото — это вам, сударыня, не банковский слиток.
— Слава тебе Господи, — успокоилась Хельга.
— Хватит пока что вопросов, — обратился к своим Краснов. — Не заставляйте скучать господина ротмистра.
Мелёхин глянул на Острецова, получив одобрительный кивок, предварительно скользнул взглядом по разложенным на столе листам плана–конспекта и продолжил прерванный доклад:
— В ходе системы реформ 92–93 годов, армия уходит от территориального принципа комплектования, вводится всеобщая воинская повинность, срок службы в сухопутных войсках и полевой жандармерии снижен с четырёх до трёх лет, на флоте с шести до пяти. Призывной возраст снижен с двадцати одного до восемнадцати лет, за исключением Вольногорья, где и армейские и общественные уложения регулируются отдельными законами. Иррегулярные вооружённые формирования вольногорской провинции становятся регулярными частями и соединениями русской армии, с сохранением особых принципов комплектования, мобилизации, номеров и наименований частей и соединений.